Шолох: Тень разрастается

— Эй, сатир! — окликнула я недавно спроваженного мужичка. Снова басом. Спиной я плотно прижалась к собственному портрету на доске, дабы скрыть его от чужих глаз. — Возвращайся, дам тебе огоньку.

Козлоногий товарищ с опаской приблизился. Когда его странная, вонючая самокрутка задымилась, он удовлетворенно затянулся и добродушно усмехнулся в бороду:

— Скидку хочется, да?

— Не скидку, нет. Знакомого своей семьи найти хочу, кентавра Патрициуса, перевозчика. У коллег твоих работает.

— А, да! В большом городе седьмая вода на киселе всегда гуще кажется, — подмигнул сатир. Видимо, он решил, что я деревенщина, мечтающая найти в столице свое место под солнцем. Что ж, с моим нарядом и дурацкой актерской игрой — немудрено…

Я глубокомысленно кивнула, еще дальше выпячивая вперед челюсть. Небеса-хранители, даже думать не хочу, как это выглядит со стороны! Главное, чтоб не по-нормальному.

В итоге сатир мне помог. С кем-то переговорил, куда-то отправил ташени, пообещал, что Патрициус скоро прискачет. Когда сатир отлучился, я оторвала от доски свой портрет. И второе объявление тоже — оно требовало дальнейших разъяснений. Пока мы ждали, я забавляла администратора вымышленными историями о своем житье-бытье в деревне. А еще в качестве оплаты забивала его новые самокрутки, впрок. Какая же гадость, а.

* * *

Прискакавший Патрициус, как всегда, был весел и подтянут. Кентавр, наверняка уже разменявший пятой десяток лет, щеголял цветочный венком на шее и отрицал существование рубашек. Голый торс перевозчика блестел от масла, и я порадовалась, что с прошлого года кентавров обязали выдавать клиентам поводья: руки бы точно соскальзывали. Не говоря уж об общей неловкости.

Не успел сатир свести «деревенщину» со столичным перевозчиком, как я вскочила в седло и шепнула кентавру своим нормальным голосом:

— Отвези меня к Мчащимся, друг! По дороге все расскажу.

Патрициус игогокнул от неожиданности.

— Мадам, это выыы? — повысив голос до дисканта, обернулся он.

Я шикнула, глазами указав на любопытного администратора. Патрициус покачал головой и с места в карьер сорвался в галоп.

— Удачи, доченька! — добродушный сатир пыхнул нам вслед едким оранжевым дымом.

* * *

Мы быстро убедились, что приватная беседа на скаку — выбор людей с очень громкими голосами: глашатаев при тилирийской дворе и учителей младших классов. А вот простым смертным вроде нас ужасно мешали ветер в уши, клацающие на кочках зубы и прочие прелести скоростной езды.

Наконец, махнув рукой, Патрициус решительно выключил перевозчичий счетчик и свернул с дороги в прохладные заросли ракитника.

— Что ж с вами приключилось, мадам? — горестно заохал он, когда я спешилась.

— Ох, чего только не приключилось, — я осторожно пощупала щеки, жутко болевшие после моих гримировочных экзерсизов.

То недолгое время, что я проработала в Иноземном Ведомстве, мы с кентавром общались каждый день. Он возил меня всюду, и всегда с удовольствием слушал о моих рабочих приключениях. Я, в свою очередь, была доверенным лицом Патрициуса, главным консультантом по тайнам женской психологии, и даже успела познакомиться с его семьей — красавицей-женой и шестью жеребятами. Все шестеро были девочками. Так что да, Патрициусу было на что пожаловаться!

— А я знал, знал, что не можете вы быть террористкой! — возликовал кентавр, выслушав краткий пересказ моих приключений. Его шолоховскую часть.

Про удивительные будни с Мелисандром Кесом я не заикнулась. Зная Патрициуса, могу предположить, что кентавр тотчас бы организовал в Шолохе фан-клуб саусберийца: по меркам перевозчика, именно таким и должен быть настоящий мужчина: наглым, смелым и романтично непоследовательным в своих действиях.

— Король, к сожалению, верит в мою вину, — я вздохнула и развернула сорванные с доски объявления. — Но ты мне лучше скажи: что это за чушь с экспедицией под курган?

— А это вовсе не чушь, мадам! Принц Лиссай пропал после землетрясения. Искали уж его, искали — да не нашли.

Я помрачнела. Еще бы Лиса нашли… Его ведь забрали из Святилища приспешники Зверя — эти мерзкие, отвратительные насекомые, порождение беспокойного внеземного ума. Я с содроганием вспоминала липкие прикосновения потусторонних мошек, облепивших наши с Лиссаем лица, скрежещущие визги, с которыми они, ломая членистые ноги, всасывались в золотое заклинание Карла… Да. Меня Карл спас.

А рыжего художника — нет.

Пока еще нет. Только пока.

Надеюсь.

Но Патрициус, комфортно разложившийся подле обросшего мхом бревна, в позе, более присущей собаке, нежели кентавру, с уверенной рожей рассказывал мне совсем другую историю:

— И вот стало ясно, что принц провалился в глубокую трещину. Экую глубокую, что сквозь нее ухнул прямо в некрополь. Их таких на острове теперь с десяток — страх берет за душу, мадам, как подумаешь, что за хмыри оттуда могут повылазить! Не-не, это я не о ваших предках, к срединникам я со всем почтением, — поспешил поправиться он, наблюдая за сложной гаммой эмоций на моем лице.

Я встрепенулась:

— Все ок, Патрициус, продолжай. Лис провалился в трещину — и?