Шолох: Тень разрастается

— И Сайнор не обрадовался. Могу понять! Если б мою жеребеночку неделю искали, как сбежавшую, а потом выяснили, что она под каменным завалом — я бы их всех растоптал вот этими самыми копытами!

— А Сайнор что?

— А Сайнор отправил под курган поисковый отряд. Но через сутки никто не вернулся. Дворяне хихикали, что отряд подземными щелями драпанул из столицы, лишь бы более с королевским гневом не встречаться. Но после шуточки затухли: Его Величество отправил в некрополь Ходящих, и те тоже растворились, будто тени в полдень. Вернулся лишь один — весь перемазанный кровью, полумертвый, маску потерял, как и кончик носа… Чтобы такое с Ходящим сотворить, мадам, — это ж кем надо быть?

«Например, Зверем,» — подумала я. Но мысль о том, что потусторонние насекомые могли проникнуть в Шолох, повергла меня в такую панику, что я не решилась додумывать ее до конца.

Вместо этого я громко захрустела морковкой, пытаясь ее хрупаньем заглушить нестройный хор тараканов-невротиков в моей голове. За морковку спасибо Патрициусу. Добросердечный кентавр, когда мы сделали привал, разглядел меня получше, всплеснул руками, заявил, что я похожа на смерть с косой, и стал активно набивать меня витаминами — в его сидельных сумках обнаружилась куча съедобных припасов, преимущественно овощного характера. «Здоровый обед с собой — лучшее решение для столичного мужчины. И полезно, и выгодно,» — пояснил кентавр.

Когда оранжевая морковка своими шумовыми эффектами одержала над тараканами верх, я все-таки спросила:

— И кем же надо быть?

— Упырем!

Кентавр с таким значением произнес название этой бытовой, в сущности, нежити, что я лишь тупо переспросила:

— Упырем? Обычным? Кладбищенским?

— Кладбищенским — да, но вот только не обычным. У вас ведь в некрополе что? Кости древних магов, ваш усилитель ворожбы, какого на весь Шолох хватает. Вот и на упырей хватило, которые там жили. Теперь это не дворовая нечисть, мадам, а твари столь сильные, что Ходящих, как щепки, ломают. Шестерых теневиков за неделю укокошили…

Я ошарашенно умолкла. Шестерых? Их же всего была дюжина! Не то чтобы я фанатка Теневого департамента, наоборот, помещайте меня в самый конец очереди за автографами, но… Новость все равно отвратная.

— Эти упыри-мутанты вылезли наружу?

— Не дай-то небо, мадам! — Патрициус аж выронил из рук ромашковый венок, который все это время мирно собирал. Удивительна все же любовь этого дяди к цветам.

— Наоборот, Ходящие к ним спускались. Трое, потом еще трое. Король совсем рассвирепел от таких неудач, требовал остальных одним махом в трещину спустить — но тут Совет взбунтовался, запретил посылать туда людей.

Я тихонько выдохнула.

Как хорошо, что Сайнор не принимает никаких решений в одиночку! Обезумевший с горя король способен наворотить таких дел, что полстраны поляжет. Но у нас его всегда может остановить единогласным решением Совет — собрание руководителей всех девяти ведомств, людей опытных, умных и очень, очень разных. Если уж тонконогая кокетка из Ратуши протестует бок-о-бок со шкафоподобным военным министром, то идея короля и впрямь плохая.

— Скандалище был изрядный, — Патрициус сопровождал речь бурной жестикуляцией, как при игре в пантомимы, — Совет потребовал, чтобы через неделю все трещины в кургане запломбировали от греха подальше. Сайнору ничего не оставалось, кроме как объявить щедрое вознаграждение для добровольцев, если они до того успеют изыскать принца в некрополе.

Мы с кентавром уставились на объявление, которое я бросила на землю и прижала камешком. Маг и воин на нем могли похвастаться поистине идиотскими улыбками. Иллюстратор явно испытывал глубочайшие сомнения по поводу того, к чему призывал.

— И много нашлось добровольцев?

Патрициус закончил плести венок, затянул какой-то хитрый узелок, чтобы ромашки не рассыпались, и с пиететом творца возложил его мне на голову.

Потом серьезно сдвинул кустистые, седоватые брови и отрицательно покачал головой:

— Нет, мадам. Люди видели того Ходящего, выжившего. Никакие деньжища того не стоят.

Я с беспокойством почувствовала, как из сердцевин ромашек выбираются муравьи.

Вероятно, Патрициус испугал их, когда внезапно сорвал цветы. Это как если бы ты зашел в кафе по соседству, и его вдруг унесло невиданным доселе торнадо. Умные насекомые притихли на время плетения венка — решили переждать бурю. Теперь, оказавшись у меня на голове в относительном покое, они осмелели, повылезали, поползли оценивать ущерб и исследовать новые территории. Судя по энтузиазму, с каким они закопошились, новая реальность превзошла их ожидания. Великое переселение муравьишек… И я на роли кисельных берегов.

У меня руки чесались с визгом отбросить венок в сторону, но я не хотела обидеть Патрициуса. Дюжина дней на чужбине в компании Кеса и своего очумелого одиночества сделали меня до странности сентиментальной.