Шолох: Тень разрастается

Она вытащила из шкафа доспех — не тот, что у нее был раньше, а новый, более темный, с плотными амарантовыми пластинами на груди и шипастыми наплечниками. Она достала чугунный утюжок и, нагрев его над камином, прогладила нижние рубашки, усилив эффект простеньким заклинанием. Она долго выбирала склянку из всего многообразия парфюмов, разбросанных по туалетному столику, и, наконец, сухо спросила меня, можно ли погасить свет.

У меня в голове был такой водоворот из вопросов, что я пропустила мимо ушей тот, что задали мне извне.

— Я погашу свет? — повторила Кадия громче. Жестче. Четче.

В ее голосе снова была та хрипотца, что послышалась мне у забора. Будто что-то тонкое надломилось в гортани подруги и осколки скребут, просясь наружу.

Я поколебалась с ответом.

Удивительно, как по-разному мы ведем себя, когда нам больно.

— Кадия, прости меня.

— За что?

— За то, что я исчезла. Ты осталась здесь совсем одна, без объяснений, без правил игры, и… И я не представляю, как тяжело это было. Пожалуйста, прости.

Она повернула выключатель. Аквариумы, полные голубоватых магических сфер, с легким шипением потухли.

— Вы все меня бросили. Все. Разом. Не предупредив, — обрывисто сообщила Кад, забираясь под пуховое одеяло.

Она забыла принести мне сменную одежду. Вздохнув, я стала устраиваться поудобнее, как есть — только мерзкую куртку из-под пугала сбросила на пол. Надеюсь, с нее не набегут клопы. Одни насекомые за день, я считаю.

— Ты даже не представляешь… — тихо пробормотала Кад.

Мне жутко хотелось сказать ей, что представляю, да еще как. Тут можно поспорить, что сильнее бьет по психике: преступные и коматозные друзья или битва богов, ставящая на карту существование мира?

Впрочем, у нас тут был не конкурс Чья История Жалобнее.

И вообще — если кто-то начал грустить — изволь дослушать. Нет ничего мерзопакостнее, чем обесценивать страдания других. Если кому-то больно до той степени, что он об этом заговорил — умерь активность. Не лезь со своими «а я», «а у меня», «да ладно тебе» — и так далее.

Просто не лезь.

Имей хоть капельку сострадания.

— Я с тобой, малышка, ну, — в темноте я нашарила голову Кадии возле подушки и начала тихонько гладить всхлипывающую подругу ото лба к затылку, «по шерсти».

Она плакала, пока в окнах не забрезжил ранний июньский рассвет. В перерывах между всхлипами Кадия рассказала мне обо всем, случившемся в Шолохе в мое отсутствие.

Никакой новой информации там не было, расклад остался прежним: Дахху в отключке, Полынь в тюрьме, про Лиссая все ужасно заблуждаются. Давьер тоже в тюрьме — спасибо Мчащейся. Сама она теперь ежедневно спасает королевство от стихийных и человеческих бедствий под контролем мрачного гнома Драби из Чрезвычайного Ведомства…

— Вот и утро, — зевнула я, когда на соседней улице пронзительно, неприятно заорали петухи.

— А с тобой-то что случилось? — вдруг спохватилась Кадия. Да с таким искренним испугом, будто у нас всего-то и была на разговоры, что эта ночь — одна-единственная ночь, за которую мы не успели все, что надо было.

— Давай об этом потом. Ты как, больше не размякнешь? — я сдернула с лица подруги одеяло, которое та натянула, и критически осмотрела ее симптоматичные мешки под глазами.

— Не, одного раза в месяц вполне достаточно, — фыркнула она, бодро сбрасывая голые ступни на холодный мраморный пол и выдвигаясь в сторону ванной.

— Ишь чего! Один раз в год — не чаще! — я строго погрозила пальцем и кинула ей вслед подушку.

Кадия засмеялась. Все еще немного натянуто, но хоть что-то.

— Давай сейчас заглянем к Дахху? — вдруг предложила она. — У меня есть немного времени перед работой.

— Я только за. Но придется меня загримировать… — я бросила взгляд в сторону скомканного объявления «разыскивается», брошенного мной на книжную полку.

— В этом всецело положись на меня, — пообещала Кад и так зверски ухмыльнулась, что мне поплохело.

Если окажется, что наше недопонимание исчерпано не до конца — мне хана. Она мне такое выщипает и нарисует, что ни в жизнь не исправлю.

Ох, не ссорьтесь, люди, с лучшими подругами…

ГЛАВА 9. Неловко вышло

По дороге в Лазарет я не уставала благодарить судьбу за то, что на объявлении о моем розыске отсутствовала цена.

Шолоховцы далеко не такой жадный и предприимчивый народ, как, скажем, тернассцы. У тех способность к зарабатыванию денег считается главным признаком успешного человека. И на этом же строится вся правоохранительная система: за любого, даже самого хилого преступника назначается награда, и это резко сокращает его шансы уклониться от ответственности. Свидетелям приплачивают за количество информации об инцидентах, присяжным — за участие в суде, понятым — за количество просмотренных обысков и т. д. В общем, деньги — первая мотивация.

У нас же народ и власть разнесены по разные стороны повседневности и, что греха таить, частенько глядят друга на друга волком. Кого и зачем ищут Смотрящие — дело только и исключительно Смотрящих.