Шолох: Тень разрастается

— Йоу, Тинави. Удобная, блин, у тебя позиция — обмотаться не своими тайнами, будто поясом смертника. Типа все по принуждению. Ты такая маленькая, слабенькая, миленькая, с этими огромными глазищами, и жутко хочешь всем помочь, но не можешь — иначе злоумышленник, хозяин пояса, подорвет всё к праховой бабушке. Отличный предлог для ничегонеделанья. Это работает раз. Это работает два раза. Но трижды… Ну не знаю, милая. Ты мне нравишься — боги видят, ты мне нравишься, — но что-то мне уже надоело. Многовато вокруг тебя вопросов, даже если смотреть с отдаления, как это делаю я. Полынь, может, и готов был с тобой няньчиться, он добряк в душе и слишком уж падок на прикопанные секретики, но со мной так не пойдет. Выкладывай начистоту — или смирись с тем, что я сама достану Внемлющего из тюряги.

В ее мягких, медово-ореховых глазах был такой вызов, что мне невольно захотелось сделать шаг назад под яростным натиском этой волчицы — чтобы избежать этого взгляда, этого вишневого дыма, этой ее самоуверенности и перехода на личности. Но я не шелохнулась. Я чуть-чуть склонилась к Андрис, девочке-отвертке, и тихо повторила:

— Вам не надо под курган. Просто поверь мне.

— Поговорим, когда я вернусь. Ну, если тебе хватит смелости, конечно.

Башенные часы на Ратуше начали вызванивать полночь. Звук постепенно подхватывали все остальные куранты и колокола столицы. Традиционное ночное шоу, главный объект ненависти всех любителей тишины.

Йоукли воспользовалась долгим перезвоном как предлогом и, быстро попрощавшись, сославшись на необходимость рано вставать, выскользнула из нашего уголка и мгновенно затерялась среди посетителей Рокочущих рядов.

Я застонала и закрыла лицо руками.

****

Когда около часа спустя я вернулась в поместье Мчащихся, подруга еще не спала, судя по горящим окошкам ее спальни.

Всю дорогу до этого Патрициус продолжал радоваться нашему с ним «новорожденному дуэту, прекрасному союзу», совершенно игнорируя тот факт, что я не проронила ни слова. Кентавра так воодушевляла идея бравой команды «Езжай и Стражди», что он даже собрался рисовать о нас комиксы, подрядив в качестве художниц своих многочисленных дочурок.

— Кад, ты, наверное, захочешь обсуждать Дахху, но я сейчас так катастрофически налажала, что вообще не гожусь на роль собеседника… — простонала я, вваливаясь в комнату.

К моему удивлению, Кадия совсем не казалась несчастной влюбленной. Наоборот, она была вполне довольна жизнью.

Мчащаяся сидела в удобном бархатном кресле за журнальным столиком, и хихикала. В кресле напротив сидела моя подводная ночнушка.

— Обалдеть, Тинави! Эта штука повторяет все мои жесты! — восторженно взвыла Кад.

Для демонстрации волшебства она показала мне кукиш. Рукав серебристого балахона тотчас свернулся в такую же фигу. Кадия заржала. Ночнушка мелко затряслась, переливаясь чешуйками.

— Ну, зашибись, — выдохнула я.

Кадия продолжала экспериментировать с живой одеждой, громко удивляясь и восторгаясь ее знаниями-умениями. Эта нехитрая сценка кое-как, буквально на одну десятую, но поправила мой душевный настрой.

Я быстренько почистила зубы и рухнула в кровать лицом вниз.

— Ну вообще! Она даже сама на меня надевается, слету! Ахахаха, ты что щекотишься, поганка!

Я уснула.

ГЛАВА 11. День Цветов, Сайнор и Карл

— Тинави, ты меня слышишь? Эй?

— Дай ей пару минут, Карл.

— Черт, какая-то она вялая. Думаешь, слишком резко выдернули?

— Она человек. Они хлипкие. Подожди немного.

— Хлипкие-шлипкие… Грубо ты.

— Да почему грубо-то?

— Потому что касательно живого существа говорят «слабые». Слабые, а не хлипкие. Хлипкий — это стул. Или алиби. Или сюжет в этом новом блокбастере.

Я открыла глаза. И тотчас закрыла обратно.

Карл, сиятельная Авена и я сидели за шатким трехногим столиком в уличном кафе. По дороге мимо нас проносились ревущие механизмы, похожие на железные алхимические капсулы, с грохотом разрывающие тонкую пленку пространства. На обочинах росли шершавые деревья, чьи редкие разлапистые листья достигали человеческого роста в длину, а круглые коричневые плоды, теряющиеся в высоте, были втрое меньше плодов ошши.

— Тинави! Ты как? — заметив мое движение, Карл смягчился. Его вкрадчивый голос отнюдь не соответствовал бешеной обстановке.

— Плохо… — мне больше не хотелось наблюдать за окружающим. Больно странным оно оказалось — все в потоках бесформенных цветных пятен, странных ярких бликах, лицах людей, раскрашенных агрессивными красками, будто у аборигенов восточных пустынь. И снова стеклянные здания из давних видений Карла — нереальные, невозможные здания, металлическими прутами крыш взрезающие небеса.

Над самым ухом раздался героический голос богини Авены:

— Что ж, добро пожаловать в Форт-Лодердейл, девочка.

— Это не сон, да? — прошептала я, зажмуриваясь еще сильнее.

— Нет, — интонация Карла не поменялась со времен Шолоха. Все такой же звонкий детский голос. — Это не сон.

Сначала я протянула руку вперед, потом нащупала теплое запястье Карла, и только затем снова открыла глаза.

Мы сидели на жаркой, очень жаркой улице.