Шолох: Тень разрастается

Зеленый лабиринт, экстерьерная прихожая Дворца, был набит горожанами. Ребятишки в плащах-летягах и масках милых зверушек то и дело выскакивали мне навстречу из-за фантазийных можжевеловых стен. За ними с оханьем, аханьем и встревоженными вскриками носились мамки и няньки. Периодически взрослые путали детей: когда все в масках, поди разбери, твой это Рэнди лезет обниматься к мраморному ферзю или всё же соседский! Шахматные фигуры в два человеческих роста, верные стражи лабиринта, злобно скалились на непрошеных гостей, но тем было абсолютно неважно мнение каких-то там каменных глыб.

Я шла и улыбалась. Не только потому, что улыбались все вокруг, в кои-то веки не стесняясь быть счастливыми на людях, но и потому, что мне было до жути хорошо. Так хорошо, как случалось только в Святилище, где воздух напоен загадками, а белый туман меж чуждых деревьев плывет из одних миров в другие.

Наверное, поэтому я всегда так любила туман… Каждый вечер он исподволь, незаметно затапливал Шолох, собирался сизым облаком в долах и низинах, осторожно примеривался к деревянным ступеням моего коттеджа. Мне бесконечно нравилось выходить на порог около одиннадцати, когда город замирал между последним судорожным выдохом вечера и первым ласковым вдохом ночи, выходить, крепко сжав в руках глиняную чашку с липовым сбором, прислушиваться к жужжащей тишине далеких болот, втягивать носом чуть влажный, прелый воздух Смахового леса и долго, долго вглядываться в потустороннюю седину тумана. Откуда он пришел, этот туман? С какой неведомой земли? Что он видел, прежде чем вольготно улечься поверх моих розовых клумб, и куда уйдет на следующую ночь?

Междумирье… Это слово, суть описывающее Святилище, лимонными леденцовыми шариками перекатывалось на языке. Междумирье… Однажды Лиссай признался, что нигде не чувствовал себя таким свободным, как там, в тихой реальности с позабытой богами беседкой. И пусть сейчас Святилище под запретом, и пусть наша последняя встреча обернулась липким мушиным кошмаром, я явственно вспомнила, какой силой, какой радостью междумирье было и для меня тоже.

Я уже подошла к главному входу во Дворец, когда заметила, что кончики моих пальцев лучатся сквозящим золотым светом. Будто в фаланги вживили маленькие плоды ошши, которые просвечивают сквозь кожу.

Я испуганно встряхнула кистями. Сияние усилилось. Я подула на пальцы — снова обратный эффект. Горожанин в полумаске белого волка, сидевший на ступеньках Двора и непочтительно жевавший бутерброд, изумленно покосился на меня, застыв с открытым ртом.

— Прах! — я поскорее спрятала самоуправные руки в складки плаща.

Это еще что за приколы?! Ручеек в душе, давний символ унни, вдруг хлынул в самое сердце широким стремнинным потоком, сметающим все вокруг. Я охнула и согнулась пополам, чувствуя, как реальность неумолимо расползается по швам.

— Святилище, отвянь! — рявкнула я, поняв, что происходит. — Не сегодня! Нельзя! Фу!

Люди начали оглядываться на странную незнакомку-лису, говорящую с собственными ботинками. Я изо всех сил пыталась удержаться за шаткую действительность.

Святилище хотело общаться.

Унни почувствовала мое благодушное, мечтательное настроение, и раскрыла навстречу объятья любимой бабушки. Близость кургана тоже сыграла роль. Энергия мироздания бурно радовалась гармонии, так некстати воцарившейся в моей душе, и жаждала развлечений. В моем, судя по всему, лице.

Праховы ладони так бессовестно горели золотом, даже сквозь плотную ткань плаща, что я вытащила их из карманов и уперла в холодные мраморные плиты дворцовых ступеней, подспудно надеясь как-то охладить, успокоить, погасить. Раздались ошеломленные вскрики, пронзительный младенческий плач. Кто-то заорал: «Стража!». Детский голос над самым ухом восторженно ахнул: «Тетенька горит?!».

Святилище тянуло меня к себе, как, бывало, Снежок тянет Дахху на прогулку: дергает поводок, не слушая возражений; тащит, не боясь уронить хозяина, порыкивая, потявкивая, само нетерпение. Междумирье не хотело понимать, что мне в него нельзя — а то опять объявится жадный до Лайонассы Зверь, и пиши пропало.

— Унни, поганка! — выдохнула я, осознав, что энергия бытия наполняет каждую клеточку моего существа, еще мгновение — и я просто взорвусь. Ее надо погасить. Срочно погасить. Слишком много, набежала со всех окрестностей, как на праздник. Я готова поспорить, что, если кто-нибудь из этих испуганных гуляк попробует колдануть — у него ничего не получится. Вся свободная энергия, пригодная для классической ворожбы, притянулась ко мне магнитом. Убийственная щедрость!

По плану унни, ее горячее изъявление любви должно было помочь мне с перемещением в Святилище. Увы, но так не пойдет. Я не буду той, кто обрушит поставленные Карлом защитные барьеры. Нет-нет-нет. Даже не просите. Иди нафиг, Святилище, неразумное ты чудовище!

Значит, два пути.

Либо я погибаю — сияние пальцев уже распространилось до локтей и ползло все выше и выше, по ходу дело окрашиваясь в янтарно-багряные, перезревшие тона. Либо я нахожу другой выход для скопившейся энергии.