Шолох. Тень разрастается

– Ничем не могу помочь, леди. Это незаконно.

– Хорошо. Черный рынок у вас есть?

Оценщик аж подавился.

– Вот у нас в Шолохе есть, – доверительно сказала я. – Рокочущие ряды называется. Еще есть Потаенный рынок, но это так, не серьезно. Для туристов в основном, чтоб пищали от радости, «чувствуя опасность».

Подслеповатые глаза ростовщика, блеклые, как у крота, сощурились, сжимаясь в две щелочки.

Сгорбившись еще сильнее, он понизил голос:

– Я прошу прощения, но у нас не принято обсуждать такие темы вслух…

– Могу написать на бумажке, – я развела руками.

Потом приложила ладонь к сердцу и тоже сгорбилась, чтобы быть с ростовщиком на одном уровне:

– Честное слово, я не от хорошей жизни значок продавать собралась. Мне позарез нужны деньги. Так сильно, что сейчас я даже не могу вам заплатить за информацию, хоть и хочу.

Оценщик суетливо замахал рукой, мол, что вы такое говорите, девушка! Потом смягчился и обеспокоенно заглянул мне в глаза:

– Он хотя бы ваш?

Я задрала левый рукав летяги. Татуировка Ловчей покрывала мое предплечье. Это была точная копия значка: два кругляшка один над другим – полуразвернутая карта мира и голова птицы в профиль. Татуировка не светилась, потому что я не могу колдовать в классическом смысле слова. Но иностранцу-шэрхен татуировка не показалась подозрительной.

– Хорошо, – вздохнул горбун.

Он наклонился, покопался под прилавком и вылез обратно с какой-то грязно-серой визиткой:

– Отправляйтесь в портовый квартал. Отдайте это уборщику в баре «Тридцать три селедки». Он проведет вас.

Я горячо поблагодарила и пошла к выходу из ломбарда.

– Но я бы все-таки не продавал! – крикнул мне в спину ростовщик.

– Это всего лишь значок, пустая формальность, – соврала я и вышла в темный башенный подъезд.

***

Большая часть Пика Волн была застроена округлыми домиками, похожими на юрты песчаного Иджикаяна. Из-за темного цвета, занимающего в городе главную роль (здания, скалы, сосны), он казался мрачным даже в солнечный июньский день.

Я поежилась. Чернота архитектуры давила на мою психику, и без того ослабленную одиночеством. Единственное, что ободряло меня – это мысль о том, что Полынь прожил тут пятнадцать лет.

Пятнадцать лет! Получается, все детство? Все подростковые годы куратора прошли здесь, за изучением запредельной магии Ходящих? Я представила себе маленького, насупленного, лохматого Полынь, уворачивающегося из-под лошадиных копыт на оживленных улицах острова, и мне полегчало. Хоть что-то общее у нас с этим городом есть. Жить можно.

Портовый квартал встретил меня запахами гнили, рыбы, потных тел. В Пике Волн вечерело, и толпы моряцкого народа косяками плыли туда и сюда. От общего потока отделялись ручейки посетителей, вливающихся в кабаки и таверны. Я шла, слегка расставив локти – необходимый градус самозащиты. Какой-то бойкий мальчишка попробовал вытащить у меня отсутствующий кошелек, за что мигом схлопотал оплеуху.

– Злыдня! – обиженно возопил малец и юрко скрылся в толпе.

Дело было на набережной, у самого парапета. После слов мальчишки я перегнулась через перила и обеспокоенно заглянула в темные воды гавани. Злыдня?

Отражение было сложно разобрать. Такое же, как и остальные – ничем не выделяющееся, черное отражение в дрожащей воде.

– Ты что столбом встала, шальная! – рявкнул какой-то красноносый мужик и тотчас наехал мне на ногу колесом телеги, полной освежеванной рыбы.

Я судорожно вздохнула и молча уступила ему дорогу.

– Развелось тут имбецилок! – сплюнул мужик.

Велик был соблазн шлепнуть обидчика магией – энергия бытия унни, охочая до зрелищ, была тут как тут, но… Я поклялась Карлу колдовать правильно. Без эмоций.

И еще я очень, очень не хотела стать злыдней. У меня и без того недостатков столько, что на целый фейкин город наберется. А феи, если вы в курсе, занимают первое место в мировом забеге «дурной характер».

Так что нет, злиться мне нельзя.

– И вам хорошего дня, господин! – нежно пропела я вслед красноносому.

Он оглянулся. Рожа у него стала поистине зверская. Отпустив деревянные оглобли телеги, мужик закатал рукава, и… Я не стала дожидаться продолжения: накинула треугольный капюшон летяги и позорно рванула прочь, петляя меж людьми.

Так. Над добродушными интонациями надо поработать.

***

Судя по всему, «Тридцать три селедки» были главным баром на деревне.

Железная вывеска, изображающая стайку рыб, выпирала далеко за пределы привычной плоскости. Селедки, все тридцать три штуки, как бы плыли от стены по направлению к улице, и их гипотетически пустые пасти щерились острыми зубами. Постмодерн, красота.

Я с опаской прошла мимо двух шкафов-охранников. Они были бы рады попросить к осмотру мою сумку, да вот беда – сумкой-то и не пахло. Равно как и платежеспособностью, вследствие чего я лишилась традиционного «хорошего вечера, леди».