В баре негде было протолкнуться. В свете синеватых магических сфер немногое можно было разобрать, но я уж постаралась. Каждый столик занят, на каждом стуле сидело по одному, а то и по два человека, возле бара царило безумие поднятых для заказа рук. Да еще и проходил какой-то типичный портовый конкурс – несколько мускулистых молодцев с кружками на стойке, два десятка пьяных зрителей.
В «Селедках» грохотала музыка – страшный хаос духовых инструментов, столь популярных у шэрхен. Слушать это было невыносимо даже с одним работающим ухом, как у меня.
Публика, впрочем, впала от музыки в некий экстаз: матерые бандюганы, обнявшись и рыдая, раскачивались под исступленный рев кларнета.
– Небо голубое! – подивилась я вполголоса.
– О, кстати, отличная песня! – вдруг басовито заорали сбоку. – Лишка, понеслась! «Не-е-е-ебо голубо-о-о-ое, что ж меня так кро-о-о-оет»…
– «Что ж меня так кроо-о-о-оет, мне бы да на во-о-о-олю…» – с чувством подхватили слева.
Я, пискнув и пригнувшись, ужом ввинтилась в толпу, подальше от запевалы, который, кажется, уже видел во мне свою лучшую подругу. Если не любовь всей жизни.
Вскоре в дальнем конце зала я углядела серую фигурку с метлой. Вот он, мой уборщик, моя путеводная звезда сегодняшнего вечера! Сжимая в ладони грязную визитку, я мелкими перебежками рванула туда.
У барной стойки, меж тем, продолжалось развлечение в стиле «кто выпьет больше». Гул болельщиков нарастал. Внезапно в их дружных воплях я расслышала словосочетание, которое заставило меня споткнуться.
– Кадий Мчун! Кадий Мчун! – скандировали пьянчужки.
– Ка-а-а-дий Мчу-у-у-ун! – высокой трелью вывела красотка-официантка.
Я развернулась на сто восемьдесят градусов.
Что, галлюцинация? Оранжевика оказалась ядовитой?
Зрители сорвались в аплодисменты, неразборчивые крики и свист. Кое-как прорвав ряды плотно сбитых моряков, я оказалась точно у стойки.
– И первое место сегодня занимает Кадий Мчун! – взревел хозяин притона, надевая картонную корону на пшеничные волосы победителя.
Победитель улыбался во все тридцать два, махал поклонникам широкой ладонью и обаятельно хмыкал. Его загорелое лицо светилось гордостью, пустая кружка бликовала светом ламп, а продолговатые голубые глаза щурились, как у объевшегося сырниками кота. Он в упор не замечал меня, поглощенный своим триумфом. Лишь ногами болтал, чуть не цепляя меня мыском. Радостно, как ребенок.
– Ура! – ликовали посетители. – Да здравствует Кадий Мчун!
– А ну-ка объяснись! – зашипела я, дергая его за штанину.
Звезда вечера, пронырливый Мелисандр Кес, псевдо-историк, настоящий саусбериец, авантюрист по всем параметрам, только ойкнул в ответ и съехал с барной стойки.
Глава 2. Кадий Мчун
Попросите меня охарактеризовать Мелисандра Кеса одним словом, и я скажу – самоуверенный.
Мы были знакомы недолго, но я уже знала: он из тех людей, кто живёт так, будто у него в кошельке лежит официальное разрешение творить, что вздумается – с личной подписью Отца Небесного.
Сокрушительная харизма, беспощадная.
Еще в начале весны Мелисандр Кес служил коронером в жандармерии Саусборна. Жизнь Свидетеля Смерти круто поменялась, когда его младший брат – Балтимор, студент-историк, – погиб, пытаясь раздобыть один из шести старинных амулетов, о которых писал диплом. Увидев тело брата в морге, Мелисандр чуть не свихнулся от горя, и… Решил продолжить дело Балтимора. Только слегка в другом стиле: он сместил акцент с исторического исследования на авантюрные поиски артефактов.
Меня саусбериец попробовал сделать невольной пособницей в краже, что стоило мне больших проблем на работе. А сам Мелисандр просто сбежал: и с тех пор мы не виделись.
– Какого праха? – бушевала я, за рукав вытягивая Мела из бара. Получалось плохо – поди сдвинь такую глыбу с насиженного места!
– Что именно «какого праха»? – с достоинством поинтересовался Мелисандр.
Затем понял, что я не отстану, поднялся и вежливо изобразил, будто это именно моими усилиями его удалось вытолкать наружу.
Островная ночь встретила нас, как куртизанка – любимого клиента. Звезды на небе светили ярко, даже чересчур. Залив тихо блестел под луной, что-то кокетливо шепча – переливами – громче, тише, снова громче… Плеск прохладной воды приносил запах соли и далеких странствий.
Люди вокруг послушно разбивались по парочкам. Но мы с Кесом, хоть и были в том же интимном количестве, носили совсем иной характер.
– В первую очередь – почему они называют тебя Кадием Мчуном?
– Потому что я так записался на границе.
– Зачем?
– Кадия из Дома Мчащихся достойна уважения и всяческого восхваления, – хмыкнул Мелисандр. – Я, как мог, способствовал ее популярности. Но что делаешь в Пике Волн ты, моя маленькая Ловчая?
Я тихо зарычала.