Шолох: Теневые блики (СИ)

Дорога заняла минут сорок. Сначала мы с Кадией смущались общества Патрициуса и потому разговаривали исключительно на общие, так называемые светские темы. А потом вдруг что-то внутри отпустило, и мы начали болтать о насущном — в частности, об окружающих нас мужчинах и их причудах. Не то чтобы мы были такие «девочки-девочки», у которых головы по самое не хочу погружены в розовые сопли, но как-то так сложилось, что последнее время вокруг наших знакомых разворачивались очень интересные ситуации. Во-первых, Дахху со своими сновидениями. Во-вторых, Лиссай со Святилищем: Кадия, правда, сходу назвала это бредом, потому что «не бывает такого и точка, глюки и у него, и у тебя из-за близости кургана». В-третьих, боевитый Мелисандр с ненормальным интересом к истории. А еще господин Давьер с очень даже приятными ухаживаниями, Карл с амнезией и Полынь целиком и полностью.

Уф. Даже пока их перечисляла — устала. А уж сколько мы болтали! Думаю, у кентавра-перевозчика под конец совсем увяли уши.

Впрочем, нет. Наоборот, Патрициус на всю катушку наслаждался нашим трепом (я заметила, что кентавры обожают сплетни), а заодно — пробежкой через весенний лес.

Дремучий бор, кишмя кишащий волкодлаками, агрессивными кабанами и богомолами размером с младенца, в мае кажется очаровательным местечком. Цветущие пролески так и манят свернуть с тракта и утроить внеочередной привал, позволив себе утонуть в пении птиц и чарующем аромате земляники. Ох уж эти притягительные запахи! Сплошные соблазны.

Зимней ночью в этих краях так темно и зловеще, что люди стараются попусту не отправляться в дорогу. Но сейчас — чистое удовольствие. Так и ждешь, что из-за дуба на тебя вырулит прелестная дриада с лесными дарами для избранных, а потом маленькие фэйри пригласят спуститься в подземное царство для вечной праздничной пляски. Самое время для вечеринки.

Впрочем, все наша компания четко знала свою цель и неумолимо к ней двигалась. Мы с Кадией, легко щебеча о не всегда веселых вещах, Патрициус — напевая что-то вполголоса, и Суслик — с той невероятной и беспричинной ненавистью в глазах, которая является отличительно чертой этой тварюги.

Патрициус, кстати, сразу, как увидел внучку эх-ушкье, как-то подозрительно передумал соревноваться на скорость. Типа «забыл». Ага, конечно. Знаем мы такую технику!

*****

Фонарщика в Сонных Ивах мы нашли сразу.

Поселение было крохотным, полностью умещаясь в излучине реки, и дом ремесленника торчал прямо посередине, как драгоценная шкатулка на пыльной полке. Во дворе дома росло два великолепных дерева ошши — крепкие оранжевые плоды даже при дневном свете слегка светились. На ветках, впрочем, висели и другие осветительные приборы: яркие аквариумы с осомой, невероятной красоты бумажные фонари, голубоватые магические сферы всех форм, керосиновые лампы и витиеватые подсвечники. От дома к забору было протянуто несколько гирлянд, на которых также крепились всевозможные фонарики и банки с болотными огоньками. Участок господина Рили, нашего жалобщика, переливался всеми цветами радуги. Красота. Мы с Кадией восторженно охнули, припарковали свой «транспорт» у ворот и зашли внутрь.

— Господин Рили, здравствуйте. Меня зовут Тинави из Дома Страждущих, я Ловчая, приехала к вам по поводу вашего заявления об ухудшении условий труда, — представилась я.

— Наконец-то! На-ко-нец-то! — из-за прилавка выскочил невысокий человек с клочковатой седой бородой. Насколько мистическим и невероятным казался его мерцающий магазин, настолько же произаично выглядел господин Рили. Нос крючком, волос торчком, шишковатые пальцы, привыкшие к труду. Фонарщник злобно сплюнул:

— Сколько можно ждать, а?!

— Прошу прощения, но ваши документы были переданы мне только сегодня. Как только появилась возможность, я отправилась к вам, — я извинилась максимально обходительно.

Так уж сложилось, что в нашем обществе не слишком позитивно относятся к любым госслужащим. По мне, так лучше стараться в меру сил исправить эту несправедливость улыбкой и вежливостью, чем усугублять положение.

Господин Рили немного поворчал на «вечную нерасторопность чинуш» и наконец-то разъяснил суть проблемы. Мы с Кадией слушали его, и лица наши вытягивались.

— Вот уже шесть дней, шесть дней! Гномов крадут. Крадут моих гномов, и все отнекиваются, отмалчиваются, — сурово говорил фонарщик. Тон у него был такой, будто он нас отчитывал, а формулировки требовали особого внимания — иначе было бы слишком легко запутаться в его идеях.

Рили продолжал:

— Ночь была, я спал. Потом — грохот с улицы. Думаю, дай выйду. Вспоминаю — бокки! Нет, не пойду, рассвет, тогда уж да. Проверил — ох, не привиделось! Лейку мою уронили, бельевую веревку сорвали, тюльпаны вытоптали, мусора накидали. Ну, ну, бесстыжие! И пошло-поехало. Крусты пришли. Ундины в речке за домом плещутся, от работы отвлекают. Беседочный увалень, ах, как же он мешает. И гномов всего жальче, так я их любил, как детишек малых, радость моя садовая, все сгинули. Живые, не живые, все ж свои, да.