Шолох: Теневые блики (СИ)

Но водяной дух решил не возвращаться к столь недружелюбным людям. В какой-то момент треск прекратился, но сердитое шлепанье и кряканье направились в противоположную от нас сторону. Даже жаль.

Вскоре Кадия с успехом вытащила из реки всех шестерых гномов господина Рили.

Мы взяли с него роспись о том, что он удовлетворен качеством выполненной работы и благодарит Иноземное Ведомство за помощь, а потом отправились к Суслику и Патрициусу, чтобы ехать дальше. Каково же было мое удивление, когда я поняла, что кентавр с недо-эх-ушкье сдружились! Патрициус что-то рассказывал, энергично жестикулируя, а Суслик, клянусь, внимательно его слушала, прядая ушами и иногда сочувственно позвякивая уздой.

Устроившись в седле, я поняла, что невероятно хочу спать — день начался, мягко говоря, рано, а дел было прорва… И осталось не меньше! Зевнув, я скомандовала:

— Быстренько заезжаем к магистру Орлину и возвращаемся в Шолох разбираться с забастовкой рыбаков.

— Есть, мадам! — хором ответили Кадия с Патрициусом и хором весело заржали.

ГЛАВА 27. Дело о тихом лодочнике

Авена на рыбе, Теннет на орле, у Рэндома — карта и ключ.

Селеста в ромашковом и голубом

Кинжалом срезает плющ.

С двуручным мечом в руках Карланон,

Ежечасно готовый бороться с врагом.

Лишь Дану с тетрадью не вижу одну.

Бегу я скорее, скорее искать!

Чтоб никак не успела ловушку вписать

Богиня-шутница в мою судьбу!

Три-два-один — и вот я бегу!

Детская считалка

— Безобразие полнейшее! — насупившийся тилириец смотрел на нас снизу-вверх. Расплывшаяся фигура мужчины формой напоминала грушу. Руки до локтя были загорелыми. Выше, вплоть до безрукавки, царила белизна. Пугающий контраст! Впрочем, подобное часто встречается у тех, кто целыми днями работает под палящим солнцем.

— Беспредел! — поддержал тилирийца второй иноземец, который пришвартовывал лодку к пристани.

— Я немало лет живу на сффете, деффочки, но такой грыхни дотоле не случалось, — вступил в беседу уже третий рыбак. Этот твердо стоял в своей качающейся на волнах плоскодонке и неспешно разматывал канат. Седые волосы красиво развевались на ветру. Прям манекенщица какая-то, а не старик!

Мы с Кадией сидели на набережной. Ступеньки перед нами спускались к воде, как в амфитеатре. Там, внизу, теснилось штук пятнадцать лодочек, в каждой из которых сидело по бородатому тилирийцу.

Лодочки эти пытались подплыть как можно ближе к нам, создав серьезный транспортный затор. Движение на реке встало. Многочисленные трагетто[1] застряли тут и там, пассажиры возмущались в голос, штурманы давили на клаксоны. Но виновники пробки лишь гнорировали народное негодование.

Вместо этого тилирийцы бубнили и жаловались, призывно вздымали руки к небу. Те, кто был «в первом ряду» по отношению к ступенькам, вылезали из лодок и стояли перед нами, уперев руки в боки. Мы с Кадией возвышались над всеми этими людьми, и, чтобы не показаться им слишком суровыми судиями, активно жевали сэндвичи — так сказать, становились «ближе к народу».

Вру, конечно.

Ели мы потому, что были голодны, а сэндвичи — великолепны. Их нам вручил на прощание Магистр Орлин, которого мы успели навестить после разборок с ойкой и гномами.

Наставник был рад нас видеть и пригласил нас к чаю, хотя в кабинете его ждали новые послушники. Впрочем, эти семнадцатилетние олухи, наши преемники, времени терять не стали. Не успел Магистр Орлин разлить по чашкам липовый сбор, как они обрушили на себя огромный аквариум с ядовитыми варанами.

— Эти даже хуже вас, — проворчал Орлин, заслышав грохот и вопли. — Хотя, ей-небу, не думал, что такое возможно.

Учитель привычным жестом перекинул длинную бороду через плечо (чтоб не мешалась при ходьбе) и отправился восстанавливать порядок. Шел он неторопливо, как всегда шаркая по полу, и загнутые кончики его красных туфель победно торчали из-под длинной мантии, расшитой звездами. Настоящий волшебник страны Грез.

Из кабинета уже слышались азартные вопли из серии «Мочи их Гистаграмусом! Вжарь по гадине Красивым Пинком Баттергарда! ААА! Беги, просто БЕГИ!!!», но Магистр Орлин не торопился. Многолетний опыт наставничества придал ему колоссальное спокойствие и веру в то, что нет на свете ничего более живучего, чем послушники. И ничего более склонного к разрушению тоже. Так что все тип-топ.

Уже взявшись за ручку двери, выполненную в форме лисьей головы (подойдет чужак — лиса ощерится), наставник обернулся: