Шолохов: эстетика и мировоззрение

Вера человека русской цивилизации в бесконечность и всемогущество слова (литургического, литературного) такова, что на этом основаны его психология, ментальность, способы философствования, организация общественной жизни и прочее. Появление конечности, исчисляемости, как правила, неотменяемого никем и ничем, влечет серьезные последствия для русской цивилизации. Избыточность, понимаемая как неточность, приблизительность, эмоциональность, русской культуры, прежде всего литературы, в качестве объяснительной и оценочной системы приведет к прекращению ее существования, что будет означать гибель и растворение основ самой цивилизации.

Литература и примечания

1. Толстой Л. Н. Собр. соч. в двадцати двух томах. М., 1984. Т. VII.

2. Толстой Л. Н. Собр. соч. в двадцати томах. М., 1965. Т. 20.

3. Цвейг С. Собр. соч. в восьми томах. М., 2010. Т. 6.

Эстетика Шолохова как онтологический феномен

Философия, в том числе философия творчества, ориентирована на два основных способа описания действительности. Первый из них – создание новых инструментов этого описания, которые, как показывает современный философский дискурс, настолько далеко уходят от каких-либо корреляций с бытием, что становятся «самоценными» модусами логико-интеллектуализированной игры, без всякой прагматики или желания верифицировать результаты описания. Вся эта «линия» является доминирующим трендом в современной философской мысли, начиная с послевоенного (второй мировой войны) периода.

И второй способ – оперирование смыслами, имеющими связь с реальностью в ее широком понимании, включая мир фантазии и искусства. При этом стоит оговорить, что понятие «смысла» должно быть представлено в своем классическом виде как приемлемая для большинства воспринимающих субъектов констатация признаков и явлений реальности в виде определенных логических формул, которые обладают видимой связью с реальностью и увеличивают «количество» ценностных апперцепций при интерпретации действительности.

Манипулирование только лишь грамматическими структурами (причем несомненно, что каждая из отдельных систем языков – от китайского до английского представляет собой различное лексико-семантическое и синтаксическое единство, не совпадающее друг с другом в ряде самых существенных моментов) не может быть поименовано собственно философией – это расширение операционной базы философских суждений, не более того. Подчас, тот или иной формализованный подход порождает возможность выхода к смысловым суждениям (диалог у Бахтина, лексико-грамматическая единица у Л. Витгенштейна), но это означает только одно – в самом этом подходе гнездилась смысловая единица, не описанная ранее.

Шолохов – это художник, который оперирует базовыми ценностями искусства – явление человека, его тайна, основы народной жизни, гуманизм, выражение и суть идеала. Ключевыми эти ценности являются и для наличного бытия, данного каждому человеку.

Он, конечно, традиционен в том отношении, что в его мире существуют явные мировоззренческие опоры и наличествуют внехудожественнные критерии оценки жизни. Как мировоззрение, так и ценности (критерии), являются для него необходимо важными при всякой попытке описания и объяснения бытия. Гносеологический модус Шолохова ориентирован на исследование, проникновение в глубинные исторические процессы, происходившие в России в первой половине ХХ века. Конкретизация этой гносеологии происходит прежде всего на человеческом материале. Шолохов всматривается в историю через призму человека, его «очарование». Это условие сильно корректирует возможности отвлеченного и холодно-объективного рассмотрения исторических коллизий: шолоховский герой в них непосредственно участвует, влияет на них, становится их субъектом.

Разбуженный общественно-историческими катаклизмами субъект из народа, представший у Шолохова как равновеликая величина совершающейся истории, радикально меняет и свое внутреннее содержание, углубляет его настолько, насколько его не могла рассмотреть и понять вся русская классическая традиция, включая Толстого и Достоевского.

«Немой», прежде всего для содержания культуры, субъект из народа не просто заговорил, но начал нехотя, с усилием, поскольку это противоречило всему его историческому и психологическому опыту, менять само содержание истории, влиять на основные характеристики жизни.

Трагический гносеологизм писателя и не мог быть иным, так как разбуженная в реальности «середка» народа совершала невиданное количество ошибок, поддаваясь завлекательным речам и лозунгам то одних, то других «образованных людей» («спутали» вы нас, «образованные люди», – говорит Григорий Мелехов в «Тихом Доне», и его же Шолохов проводит через восприятие взглядов и идей многих героев – Гаранжи, Бунчука, Подтелкова, безымянного английского офицера, Листницкого и многих других), с трудом выходя на собственное понимание жизни.