Читаем Шолохов полностью

Вдруг вижу — сопереживающие поэту глаза Шолохова начинают увлажняться. Ему от этого на многолюдье, как догадываюсь, становится неловко. Он пытается унять наворачивающиеся слезы и хватается за сигарету. Но, как понимаю, растроганное состояние не утишивается…

Те, кто сидел с ним рядом, тоже уловили эту нарастающую напряженность — она могла стать опасной для еще не оправившегося от болезни старого человека. За его спиной знаками они дают понять Исаеву, чтобы перестал читать.

Поэт мгновенно уловил, что нужна разрядка, и, найдя первую возможность, оборвал чтение. Тут же поднимается донской писатель Виталий Александрович Закруткин. И оба, едва успев перешепнуться, заводят на два голоса песню — старинную песню донских казаков. Знать, не впервой пели. Слаженно выводили, особенно когда дошли до слов о Доне-батюшке:

Я по батюшке плачу, я горюю.Я по родному плачу, я горюю.Ой, по родной стороне грущу…

Мне и теперь, спустя много лет, все никак не сыскать выражений, чтобы точно описать, как слушал он песню — умиротворенно, что ли? Одно скажу: всем было видно, что оттаивал под ее звуки.

Когда спели, в тишине прозвучало, вконец разряжая напряженность, благодарствие, по-шолоховски неожиданное:

— Песельникам чарку!

Произнес это, настраивая на усмешливость, таким тоном, будто атаман перед строем казачьего воинства ухарски выкликнул команду. Вот только улыбнулся не по-командирски — по-шолоховски.

Жизнь шла своим чередом.

…1981-й. Лето. Принял гостей из тех казахстанских мест, где много раз гостевал с Марией Петровной.

Осень. Встречался с объединенной делегацией Клубов школьных следопытов из Курска, Белгорода и Куйбышева.

…1982-й. Москва. Журнал «Новый мир» напомнил о 50-летии «Поднятой целины» восторженным обращением к читателям. В станице и книголюбы, и райкомовцы с теми же чувствами наведались к Шолохову. Рассказывал им о том, как задумывал роман и писал его.

<p>Последнее лето</p>

3 июля 1983 года я со своим товарищем по издательскому «цеху» Валерием Ганичевым приехал в Вёшенскую. То было последнее для Шолохова лето. Приехали за двумя статьями, которые я заказал раньше, по телефону. Получилось, что это было последнее прикосновение шолоховского пера к бумаге.

Уже при первом взгляде на Шолохова улавливалось, как ему непомерно тяжко от своей смертной болезни — рак горла! Тело стало немощным, истерзанным. Да и преклонный возраст — 78-й год пошел с мая — тоже сказывался. Но могучий ум не сдавался.

Два дня мы провели в Вёшках. Писатель поражал незамутненностью памяти, жадным любопытством ко всему, что происходило за стенами дома, строгостью безошибочных суждений и оценок, прежним своим образным словом, хотя — что скрывать — была заметна замедленность жестов и речи.

Когда вошли, сразу спросил: «Ну, что нового в Москве?» Видимо, начинал догадываться, что быть переменам в стране. Я давно почувствовал, что и он тоже устал от засилья в Кремле тщеславных стариков. Колко, с сарказмом отзывался о них.

Чаепитие — с тортом от Марии Петровны и с рюмочкой французского коньяка от хозяина. Вручил мне две статьи — исполнил заказ и моего издательства, и моего болгарского собрата из софийского издательства «Народная культура».

Перед тем как передать их, внимательно перечитал. Где-то останавливал взгляд надолго, чуть ли не насупленно, но в основном читал быстро, порой похмыкивал — не то одобрительно, не то как бы с укором.

«Читателям библиотеки „Родные нивы“» — это его вступительная статья к готовящемуся шеститомнику лучших повестей, рассказов и поэзии дореволюционных и советских творцов о крестьянстве. Последняя строка все не уходит из памяти: «Поклон вам низкий, люди земли, люди сельского труда!» Выходит, попрощался.

«Обращение к болгарским читателям» — вступительная статья для своего же собрания сочинений на болгарском. В ней напутствие, что стало, убежден, истинно духовным завещанием. Но писал его, как чувствую, не только для иностранцев. Начал так: «Есть еще охотники разрушить связь времен. Забыть о светлых традициях в жизни народа…» Продолжил: «Давайте порассуждаем вместе — прошлое, настоящее и будущее совсем не взаимоисключающие друг друга или обособленные измерения жизни человека и человечества. Только их тесная взаимосвязь ради служения Родине, ради осуществления истинных народных чаяний, то есть и ради будущего, делает талантливое литературное произведение актуальным независимо от того, когда оно создано — пятьдесят, сто или, скажем, двести и более лет назад…»

Был щедр на общение. Когда получили статьи, то подумали: пора и честь знать. Но не отпустил. Сказал, чтобы и назавтра не уезжали. Командировка стала гостеванием.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии