Здесь самое время слегка приостановиться, а потом вернуться назад и забежать вперёд, чтобы подробнее рассмотреть вопрос «Шолом-Алейхем и цензура», или даже «Шолом-Алейхем. Политические преследования» – но дело в том, что политических взглядов как таковых у писателя не было. Он симпатизировал зарождающемуся сионизму [73] – но в меру, и сам себя сионистом не считал; многие евреи-студенты и просто молодые просвещённые еврейские юноши уходили в то время в революцию (образы таких юношей есть и в произведениях Шолом-Алейхема, например, в «Годл» (1904) из цикла «Тевье-молочник» или в рассказе «Иосиф» (1905), – и выписаны они с большой теплотой) – Шолом-Алейхема радовало, что евреи эмансипируются, из забитого народа, обложенного запретами, превращаются в грозную силу, которой боится даже царь со всей его полицией, но участвовать в революции, проливать свою и чужую кровь он не хотел [74] . Интеллигент вроде Чехова, народный писатель как Толстой, Шолом-Алейхем, как это можно понять из его писем и текстов, был не столько против окружающей его политической системы, царизма, сколько против несправедливости вообще, где бы и кем бы она ни чинилась.
Однако человек принадлежит своей эпохе, а эпоха говорит не только на языке культуры, но и на языке политики, и трудно не отвечать ей тем же.
Жандармские управления нескольких городов заводили на Шолом-Алейхема «дела». Впервые – ещё в 1892 году, в Одессе, когда он намеревался издавать газету на еврейском языке (полиции нужно было проверить, насколько он для этого благонадёжен). Там же, в Одессе, Шолом-Алейхема единственный раз в жизни арестовали – правда, приняв за кого-то другого, и на следующий день выпустили.
В 1903 году, когда после погрома в Кишинёве Шолом-Алейхем взялся готовить сборник «Хилф» («Помощь»), чтобы собрать деньги в пользу пострадавших, и привлёк к участию в нём виднейших русских писателей, и, в частности, Льва Толстого и Горького, за перепиской которых охранка особо следила, разведывательная служба киевского охранного отделения обратилась к приставу Лыбедского полицейского участка с просьбой дать «сведения о круге знакомств, родственных связях, сношениях и занятиях Соломона Наумовича Рабиновича» [75] . И на него снова завели «дело», причём сам Шолом-Алейхем, как рассказывал брату, чувствовал слежку и знал о ней. Самому же сборнику «Хилф» цензура как могла чинила препятствия, и он вышел с большим трудом.
Но, пожалуй, самые «политические» произведения Шолом-Алейхема – это стихотворение «Спи, Алёша», о котором говорилось выше, а также рассказ «Дядя Пиня и тётя Рейзя» (1905) – антивоенный памфлет и роман «Потоп» (1907) – о революции 1905 года. Пересказывать «Дядю Пиню и тётю Рейзю» нам нет нужды – за нас это сделал, в ответ на просьбу старшего инспектора типографий в Одессе растолковать, что Шолом-Алейхем имел в виду, сотрудник одесской полицейской прессы Осип Лернер (а мы с вами заодно получим представление, что такое «полицейское литературоведение»): «По Вашему посланию я имею честь сообщить, что присланная брошюра на еврейском жаргоне под названием “Дядя Пиня и тётя Рейзя” представляет собой неслыханно позорный памфлет на нынешнюю русско-японскую войну… Автор описывает в форме сказки семейную жизнь дяди Пини, которого тётя Рейзя всё время держала под пятой и не раз наделяла тумаками до тех пор, пока его дальний родственник Янкл-Довид не образумил его и не дал ему понять, что он не должен молчать, что тётя проклятая только кажется очень страшной, но в действительности её здоровье ни к чёрту не годится, нужно только проучить её, как ведётся, и после первого удара она станет мягкая, как масло, и будет слушаться мужа, которого раньше держала под пятой. Началась баталия, и дядя Пиня, конечно, победил. Тётя Рейзя изображена как грубое существо, невежественная, религиозная, обжора и сильная любительница выпить. Здесь всё рассчитано на фонетическое созвучие имен: Пиня – Япония; Рейзя – Россия; Янкл-Довид – Янки-дудл (Англия)» [76] .