Шоншетта

Ночь уже наступила, но это была светлая весенняя ночь, позволявшая видеть линии аллей и очертания деревьев. Этот самый пейзаж был свидетелем их поцелуев, и все то же жужжание насекомых нарушало деревенскую тишину, и тем же свежим ароматом был напоен ночной воздух. Ничего не изменилось; изменилось то, что жило в сердце Шоншетты, а равнодушная природа так же улыбалась ее страданиям, как прежде улыбалась ее радостям.

Шоншетта лихорадочным жестом провела рукой по губам: она хотела бы стереть следы преступных поцелуев.

– Брат! Брат! – повторяла она, – мой брат!

Вдруг она встрепенулась: внизу кто-то громко захлопнул входную дверь; неясная тень мелькнула на ступенях крыльца, заскрипел песок под быстрыми шагами; потом фигура потонула в ночной темноте.

Шоншетта с остановившимся сердцем ухватилась за балюстраду окна. Она поняла… Она хотела позвать; слабо, как вздох, прозвучало в тишине имя Жана.

Вдали тяжелая калитка из парка на дорогу отворилась, – потом снова захлопнулась.

Глава 24

Дневник Шоншетты

Вернон, 1-го мая

К этим последним страницам я хочу прибавить еще несколько строк. Здесь началась история моей жизни, – здесь она и кончится.

Вчера двери Вернона закрылись за мной; недавняя ученица пришла искать здесь, как в монастыре, убежища – навсегда! После двух месяцев жизни в свете, девочка, полная надежд и веры в будущее, возвращается сюда уничтоженная, с разбитым сердцем.

Боже, воля Твоя всегда свята. В своем великом горе благословляю Тебя за то, что Ты избавил меня от самого тяжкого испытания! Целую неделю я жила, с ужасом ожидая вести, что Жан лишил себя жизни; Ты не допустил этого! Жан понял, что умереть не значит искупить. Он отправляется в центральную Африку на поиски пропавшей экспедиции. Помоги ему, Боже, обрести душевный мир! Пошли ему забвение!.. Пусть мне останутся все тревоги и угрызения совести, – только бы он нашел покой!

Мне надо искупить гораздо больше, чем ему. Тот, кого я все-таки всегда буду звать отцом, уже несет в доме душевнобольных наказание за мой проступок. Неужели целая жизнь, посвященная молитве и скромному труду, не искупит прошлого? Надеюсь, что Господь сжалится над нами!

Передо мной лежат письма Жана. Сейчас я сожгу их все, даже то, которое я получила сегодня утром, и в котором он прощается со мной. Он клянется, что никогда не будет искать встречи со мной, и просит простить ему, что он разбил мою жизнь. «И все-таки, – пишет он, – несмотря на весь ужас кажущейся вероятности, его сердце всегда будет восставать против мысли, будто я – его сестра».

Это письмо взволновало меня. Я поймала себя на мимолетной мысли: «А что, если он прав? Если вся эта чудовищная история – одно воображение?» Нет, нет! Я не имею права сомневаться в этом. В моем сердце должна умереть всякая надежда, чтобы в нем умерла любовь.

А теперь, Боже мой, вручаю Тебе мое умершее сердце до того часа, когда Тебе будет угодно освободить его от земных уз. Тогда пусть оно оживет… потому что там, за пределами земного, любовь сестры и любовь невесты сливаются в любви к Тебе.