Шоншетта

Марсель Прево Шоншетта

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)

Глава 1

В этой комнате было холодно даже летом.

Шоншетта уже целый час, как проснулась и нежилась в теплой постели, следя за тем, как находившиеся в комнате предметы постепенно выплывали из утреннего сумрака. Сегодня, наверное, чудная погода – яркое, солнечное сентябрьское утро; но сквозь тусклые стекла высокого окна, завешанного серыми штофными занавесями, едва проникал слабый отблеск дневного света. Девочка очень любила это сумеречное освещение. Это позволяло ей еще немножко продлить сладкое дремотное состояние после двенадцатичасового отдыха, полного чудных снов, на огромной кровати в стиле Людовика XV, где свободно могло уместиться целое семейство. Притом дивная, сказочная обстановка комнаты, постепенно выступавшая из мрака, могла заставить ее подумать, что ее сон еще продолжается.

В огромной комнате была наставлена в хаотическом беспорядке такая масса безделушек и мебели, что только маленькая, ловкая фигурка Шоншетты могла двигаться среди них, ничего не опрокидывая. Тут были и огромные старинные шкафы с медными украшениями вокруг замков и деревянной резьбой на дверцах; и громадные кресла в стиле Генриха II, со спинками из тисненой кожи; и мягкие, глубокие диванчики Помпадур; и массивные бронзовые часы, возвышавшиеся на консолях, и крошечные часики, вделанные в алебастр. Стены были увешаны оружием, старинными тарелками, картинами, гравюрами. У окна стояла вторая кровать в стиле Ренессанс, с четырехугольным балдахином, покрытая стеганым одеялом.

Шоншетта с наслаждением разглядывала все эти предметы. Она знала наизусть каждую вещицу, любила на них каждую пылинку, каждую червоточинку. Не была ли она сама старинной безделушкой, забытой среди всех этих вещей?

Однако ей скоро надоело лежать без сна. Она одним прыжком, соскочила с постели и стала голыми ножками на старинный смирнский ковер, местами прожженный и продырявленный, наверное, украшавший в былые дни какой-нибудь восточный сераль и еще сохранивший запах табачного дыма. По этим поблекшим узорам ступали когда-то маленькие ножки султанши с розовыми ногтями, но таких очаровательных ножек, как ножки Шоншетты, старый ковер, наверное, еще никогда не видел. Девочка и сама не могла не улыбнуться, видя, какие они беленькие – точно две лилии; потом она оделась и, налив в японское блюдо, разрисованное крупными желтыми и пунцовыми тюльпанами, воды из турецкого кувшина, начала мыться. Сначала она нерешительно омочила только кончик носа, но потом храбро принялась тереть лицо и шею мыльной водой, слабо вскрикивая и дрожа, как люди, которым очень холодно. Докончив свой туалет, она наскоро помолилась, склонившись в ногах своей кровати, – потом толкнула дверь и исчезла, как тень.

Она пошла по длинному коридору. Его полукруглые окна, завешанные разрисованными японскими шторами, пропускали неверный свет, дозволявший различать стены, увешанные коврами, сквозь дыры которых виднелся камень. В конце коридор поворачивал, и лестница круто сбегала вниз, точно вела в недра земли. На ней царил полный мрак, но девочка храбро съехала вниз по железным перилам. Через несколько ступеней лестница кончилась, впереди мелькнул яркий свет, и Шоншетта, словно бомба, влетела в огромную кухню.

– Здравствуй, моя старая Дина!

Мулатка, мешавшая огонь в очаге и не слышавшая приближения девочки, быстро обернулась, выпустила из рук щипцы, обняла Шоншетту и расцеловала ее шейку, темные волосы и глаза под трепетавшими ресницами, похожими на розовые лепестки. Девочка позволяла целовать себя без всякого отвращения к толстым, сероватым губам мулатки, к едкому запаху, распространяемому ее кожей, к длинным рукам с жесткими ладонями.

– Здравствуй, моя маленькая козочка, – говорила, улыбаясь Дина, а когда Шоншетта высвободилась из ее объятий, она поставила на огромный кухонный стол прибор для девочки, не прерывая по ее адресу восторженных восклицаний на своем диковинном языке, смеси французского с негритянским.

Шоколад, кипевший в эмалированной кастрюльке, распространял чудесный запах; а Шоншетта, грея руки у огня, рассказывала Дине свои сны.

– Представь себе, Ди, я видела себя на старой белой лошади, знаешь – на той, что на ковре в коридоре, – еще она похожа на медведя.