Шопинг с Санта Клаусом. Любовные игры по Интернету

Со сменой подозреваемых атмосфера в салоне служебного милицейского автомобиля стала заметно хуже, зато судебные перспективы дела несравненно улучшились.

11

– Сегодня мы провожаем в последний путь замечательного человека, отсутствие которого в наших рядах не сможет остаться незамеченным! – на хрустальной слезе прозвенел в микрофон специально нанятый теледиктор.

Голос у него был поставленный, манера говорить эффектная – с многозначительными паузами и страстным придыханием. Гарик неоднократно подпадал под его обаяние при просмотре интригующей телевизионной программы «Криминальный вестник региона», имеющей среди работников Компании самый высокий рейтинг. Единственным минусом речистого диктора была профессиональная привычка косить глазами в поисках телесуфлера. Впрочем, в данном случае это дела не портило: расходящееся косоглазие добавляло образу оратора тревожной растерянности, что только усиливало впечатление от его скорбной речи.

– Андрей Петрович был человеком с большой душой, ясным умом и чистыми руками! – с чувством произнес диктор, слегка отклонившись от заранее согласованного текста.

– Болван! – прошептал стоящий рядом с Гариком помощник Босса – автор надгробной речи и сценария всего мероприятия. – С чистой совестью, а не с чистыми руками!

Гарик скупо усмехнулся краешком рта. Он прекрасно понял, что ошибку в тексте диктор сделал под впечатлением от необычной экипировки покойного: на скрещенных руках мертвого Петровича ослепительно белели нитяные перчатки, гораздо более уместные в праздничном облачении живых музыкантов военных оркестров, караульных гвардейцев, пионерских горнистов и девочек-мажореток. Поскольку ни к одной из вышеперечисленных категорий Петрович при жизни не принадлежал, его посмертное франтовство нуждалось в каком-то объяснении, но Гарик лучше всех понимал, что рассказывать во всеуслышание настоящую историю появления в гробу белых перчаток не следует.

Белый трикотаж обтягивал не холодные пальцы покойника, а парафиновые муляжи кистей рук, наскоро отлитые по гипсовым слепкам. Перчатки с парафином удерживал на культях прозрачный скотч. Гарик находил эту систему крепления не слишком надежной и поэтому заранее попросил сценариста исключить из программы мероприятия ритуальный момент распутывания связанных рук и ног покойного – потревоженные бутафорские конечности запросто могли отвалиться. Гарик чувствовал, что этого зрелища он не выдержит, его и так тошнило, как будущую мамашу с проблемной беременностью.

Прежде чем чувствительность дежурного служителя морга понизилась до порога, который был характерен для клиентов этого заведения, Гарику пришлось выпить с ним на пару три бутылки водки. Только после этого медбрат отключился, а Гарик под водочным наркозом ампутировал золотые руки Петровича. Их замену на парафиновые муляжи произвели уже железобетонные парни из похоронного бюро, услугами которого Компания пользовалась очень давно. К слову сказать, служитель морга, проспавший много интересного, по пробуждении немало удивился, увидев в приготовленной к вывозу домовине полностью экипированного Петровича в неуставных белых перчатках. В практике морга это был первый случай, когда покойник по собственной инициативе необычно принарядился к выходу в последний путь.

Свежий ветерок приятно обдувал тяжелую голову Гарика. С трудом поворачиваясь, чтобы взглянуть на Босса, он отмечал, что тот вроде бы доволен ходом процесса. На похоронах своего заслуженного работника компания не сэкономила: гроб для Петровича купили по цене антикварной мебели, голосистых плакальщиц заказали в Театре оперетты, а венки сплел именитый флорист. Публика выглядела достойно, а уж Босс в черном итальянском пальто и велюровой шляпе с заломом был и вовсе великолепен – только нетерпение во взоре контрастировало с тихой грустью улыбки. Босс ждал результата Мальвининых экспериментов по запоздалому воссоединению фрагментов тела Петровича с ноутбуком.

К сожалению, Мальвина сильно припозднился с докладом. Он начал названивать Боссу, только когда проводы Петровича в последний путь вышли на финишную прямую. Оркестр дружно грянул реквием, и сигналы мобильника бесследно потерялись в вое духовых и грохоте ударных. В результате Мальвина дозвонился лишь с десятой попытки, когда тот уже вышел из крематория.

– Ну?! – нетерпеливо выдохнул Босс, с размаху впечатав в ухо ультратонкий мобильник и сбив набок щегольскую шляпу.

В перекошенном головном уборе вид у него был не столько величественный, сколько комический, но Гарик остерегся веселиться. Наметанным глазом он оценил внезапную бледность и остановившийся взор Босса и встревожился: похоже было, что тот может отправиться по стопам Петровича.

– Виктор Иванович, вам плохо? – рискнул спросить Гарик.

– Останови машину! – просипел Босс, дергая воротник пальто, как революционный матрос Железняк, эротично разрывающмий на себе тельняшку.

Водитель послушно ударил по тормозам.

– Назад! – хрипло велел Босс и, оглядываясь, вывернул шею.

В скругленной раме заднего стекла явственно виднелась дымящая труба крематория.