Шорские сказки и легенды

Таким образом, шорская сказка это, в сущности, — сказание, повествование, но не о богатырях (о богатырях — «алыпты ныба»), а о простых людях или животных.

Иначе говоря, шорская сказка от богатырского сказания отличается прежде всего типом героя. Если учесть, что тип героя несёт в себе жанрообразующую функцию, то различие между этими эпическими жанрами весьма существенное.

Но остановимся пока на том, что объединяет эти два больших жанра.

Художественный мир как сказки, так и сказания о богатырях базируется на традиционном шаманском мировоззрении, т. е. мир в них триедин[3]. Вот составляющие того триединого мира (сферы):

1. Верхний мир (Небесный мир, мир Ульгена, т. е. Чаячи, т. е. Кудая, мир светлый, мир Солнца и Луны, мир девятислойный, в каждом слое которого есть свой каан[4], выше всех сидит Ульген);

2. Нижний мир (Подземный мир, мир Эрлика, т. е. Узют-каана, мир тёмный, без солнца и луны, мир мёртвых) и

3. Средний мир (наш мир, мир человека, мир живых, арена борьбы Верхнего и Нижнего миров).

Герои как сказки (прежде всего волшебной), так и богатырского сказания суть носители идеологий Верхнего или Нижнего миров, поэтому соответствующие Боги непосредственно или через посредников (своих слуг, посланников, которые выполняют функцию помощников героев) им покровительствуют, помогают достигать цели и спасают в трудную минуту.

Естественно, главные герои (их имена часто выносятся в названия волшебных сказок и героических сказаний) поддерживаются исключительно только Верхним миром.

Важнейшими (но не единственными) показателями идеологий того или иного миров являются внутренние морально-этические качества героев (этикоэстетическая доминанта образов), среди которых особо выделяются богатырская честь, гордость, неподкупность, бескорыстие, доброта, любовь к родителям, дружба, сострадание к обездоленным, униженным, простота, бесхитростность, обострённое чувство справедливости, соблюдение традиций, соблюдение нравственных принципов. Носители этих качеств (положительные герои) борются с носителями идеологии Нижнего мира (отрицательные герои), а именно со злым началом во всех его проявлениях: с жестокостью, продажностью, угодливостью, корыстолюбием, хитростью, коварством, притворством, чванством, жадностью, нарушением традиций и т. п. Исходом этой борьбы подчёркивается этико-эстетический идеал создателя этих произведений, т. е. народа.

Но здесь есть один существенный нюанс, который ставит под сомнение (но не отменяет полностью) выше предложенную схему. Вышеозначенная схема нравственного противостояния Верхнего и Нижнего миров через образы героев целиком и полностью относится к миру героических сказаний. Относительно волшебных сказок необходима поправка.

Дело в том, что в волшебных сказках активной фигурой (т. е. действенно утверждающей свою нравственную позицию, соотносимую с идеологией Верхнего мира) является не столько герой, сколько его помощник, обладающий волшебными предметами и изредка сам являющийся представителем Верхнего мира. Это не столько мальчик Оолак, сколько таинственная девушка Талым-Арыг («Настоящая жена Талым-Арыг»), не паренёк-герой, а младшая дочь Кара-каана, оказавшаяся вовсе не его дочерью, а таинственной девушкой, когда-то также как паренёк похищенной Кара-кааном, но потом за мудрость наречённой его дочерью («Волшебная книга»), не охотник Абышка, а таинственный медвежонок, впоследствии оказавшийся Кара-Молатом, сыном Кара-каана, отец проклял его и превратил в медвежонка («Охотник Абышка»), не Подур Пакен, а безымянный мальчик, оказавшийся духом-покровителем Подур Пакена («Подур Пакен») и др.

Сами же герои волшебных сказок довольно пассивны по сравнению с алыпами-богатырями. Если бы не чудесные помощники, не волшебные предметы: волшебная шапка для Астама, которую тот увидел во сне и которая помогала ему потом выполнять сложнейшие задания премудрой девушки («Волшебная шапка») и др., если бы не обстоятельства: необходимость найти суженую («Настоящая жена Талым-Арыг»), обида («Несчастливый Неккер»), нужда пойти на охоту («Уш-Карак», «Алыг-Анчи — Глупый охотник», «Волшебная книга»), нужда пойти сторожить посев и священную берёзу («Алтын-Тарак или Птица счастья»), повеление достать и привезти золотой стол, за которым Бог Ульген обедает («Несчастливый Неккер», «Чагыс — Одинокий парень») и т. п., то герои волшебных сказок не вышли бы на фольклорноэпический сюжетообразующий хронотоп дороги, остались бы у себя дома, занимались бы привычными своими делами (занимались бы своей охотой, лежали бы у очага в золе и др.) и — сказка бы не состоялась. Но даже и в пути они, подобно алыпам-богатырям, не могут похвастаться своей силой, более того, теряются в трудной обстановке (как Подур Пакен в сказке «Подур Пакен»), беспомощны и ведомы своими помощниками (как паренёк-герой в «Волшебной книге»), полностью зависят от данных им волшебных предметов.