Short love stories

Подумаешь, рюмочка маленькая, какие мелочи. Зато какие люди! Артист драмтеатра, журналист, художник, и местный поэт, даже проректор по научной части. И два местных писателя, где-то, когда-то, что – то даже опубликовавших. И она. Правда, как подруга. Но не хуже этих девочек вертлявых с культпросвет училища.

В тот раз что-то засиделись. Часть гостей разошлась. На кусочке протертого паласа общежитской комнаты томно танцевали две пары. Музыка, чудесная, тихая, убаюкивала, звала, напоминала ахматовские строки.

Ее вырвало. Наклонилась над умывальником. Ополоснулась холодной водой. Посмотрела на часы. Полночь. Тщательно вытерла глаза. Вгляделась.

Из грязного зеркала на нее смотрел та же девочка, те же три завитушки слева, также покачивались маленькие сережки, те же глазки. Блестящие, спокойные и сухие. Слез не было. Обиды не было. Спокойно билось сердце.

–Дура! Какая дура!

девалась. Старалась не смотреть на то, что было им.

Это нечто, двуногое, бледно-белеющее в лунном свете с худыми длинными ногами уже курило. Папиросный огонек, как ей показалось, ехидно подмигивал, тускло освещая скудную длинную козлиную бороду.

– Тебя проводить?

Ей опять стало тошно. То ли от вина, то ли от голоса этого скучающие-равнодушного. Мурашки по коже, когда вспомнила эти липкие противные губы.

Тихо закрыла дверь. Старалась не стучать по старым деревянным лестницам. Вздохнула только увидев ночное звездное небо. Забыть бы это идиотское действо, оставив его навсегда там, за этой обшарпанной дверью.

И оставила. Навсегда. Оставила его. Мечты свои тоже. Оставила себя там. Бестолковую. Глупую. Оставила навсегда.

В ее жизни ничего не изменилось.

Все было также как всегда.

Все было также, как у всех.

Все шло своим чередом.

Только она уже не плакала над стихами Ахматовой. Просто иногда замрет сердце, забьется чаще от очередной проникновенной ахматовской строки.

Своих она уже не писала. Никогда. И от наивных ухаживаний соседа Сережки не бегала. Не винила и себя за ту нечаянную первую увлеченность, свою первую любовь.

Она была красива. Молода. Энергична. Тонко со вкусом одевалась. Любила красивые вещи. Она знала, как добиться успеха. Много работала.

Пришёл успех. Пришел достаток. Пришло уважение. Она добилась того, чего и хотела, сказала свое слово и в науке. У нее было все, что надо современной деловой женщине: семья, успех, достаток.

Но. Она только начинала после кандидатской преподавателем в институте. Литфак педагогического – ее давняя детская мечта стала реальностью. Знакомые имена классиков отечественной и мировой литературы – ее стихия.

Его она встретила случайно после одного из своих семинаров, организованном ею в порядке эксперимента прямо городском парке. Столько лет прошло. Все забыто. Все прощено.

Он появился перед ней неожиданно. У нее подкосились коленки, когда вдруг перед собой увидела так близко эти бездонные синие печальные и такие немые глаза.

–Привет, беленькая!

Она думала об этой встрече. Ждала. Боялась. Не хотела.

О! Она знала, она все эти годы знала, что ответит. Были приготовлены слова язвительные и убийственные, чеканные и острые, как кинжал, гладкие и разящие наповал, как осиновый кол, яркие и блестящие как серебряная пуля, шутки, язвительные, убивающие наповал на всю оставшуюся жизнь.

Наповал.

Только наповал. И на всю оставшуюся жизнь.

О! Она знала, что сказать! Носила слова эти в раскрытой кобуре, как ей казалось, непримиримой ненависти. В конце концов, она литератор, и еще в студенчестве блистала на сцене своими ораторскими способностями. Их спектакли собирали полный зал. Какая мелочь, всего – то три отличнейшие фразы, так небрежно и пренебрежительно-уничтожающе с легким прищуром брошенные прямо ему в лицо, в его бороду, в эти пустынные синие глаза:

– Милостивый, государь! Я что-то Вас никак не вспомню!

Но вылетели чеканные слова. Забылись. Куда делись? И она, неожиданно для себя, вдруг бросила, не останавливаясь:

– Козел!

Больше они не виделись. Она знала, что он так нигде и не опубликовал свои романы. Не получился и бизнес с издательством. Опустился. Пил. Нюхал. Дошел. Бродяжничал. Жизнь изучал. Шляется где-то. Говорят, бомж. А ей – то какое дело?

Звонок. Порхнул на золоченую табуреточку белоснежный фартук. Надо открывать. Сына из школы муж встречал. Бежит, открывает. Обнимает сына. И легкий поцелуй Сергея приятен, потому что привычен.

У них все нормально. Как у всех. Хорошая работа. Уважение коллег. Хорошая квартира. Хорошо учится сын. Все прекрасно.

Как прекрасен этот балкон, куда она вышла на минутку. Как прекрасно это по-прежнему манящее синее весеннее небо и ветка сирени, зовущая вдаль, в юность, в ту, весеннюю далекую, когда звучали стихи.

И это, его задушевное «беленькая». Так ее больше никто никогда не называл.

Она приоткрыла окно, потрогала цветы сирени. Надо же, до второго этажа доросла.

–Буря мглою небо кроет- декламировал сын.

–Совсем как он, – подумалось машинально. – Монотонно, громко, сосредоточенно и руками также смешно машет.

– Как он. – задумчиво повторила она, продолжая гладить ветку сирени.