Шоссе Линкольна

По приказу шерифа помощник стал разгонять зрителей — он махал рукой и каждому говорил, что пора двигаться. Но ковбоя разгонять не пришлось. Он сам себя разогнал. Как только на сцене появились власти, он надвинул шляпу на лоб и живенько зашагал мимо здания суда, словно направляясь в хозяйственный магазин за банкой краски.

Я пошел следом.

Дойдя до дальнего фасада, он пересек президентскую улицу и пошел по древесной. Так он спешил оказаться подальше от места своих забав, что даже не остановился возле старухи с тростью, пытавшейся засунуть сумку с продуктами в свой «форд-Т».

— Позвольте помочь, — сказал я.

— Спасибо, молодой человек.

Пока бабушка садилась за руль, ковбой уже прошел полквартала. Когда он свернул в проулок за кинотеатром, мне пришлось догонять его бегом, хотя бегать избегаю в принципе.

Теперь, перед тем как рассказать, что было дальше, я, пожалуй, немного отвлекусь, верну вас к тому времени, когда мне было лет девять и я жил в Льюисе.

Когда папаша сдал меня в приют святого Николая для мальчиков, монахиней, отвечавшей за нас, была женщина весьма определенных мнений и неопределенного возраста — сестра Агнесса. Понятно, что решительная женщина евангелической профессии, очутившись в среде подневольных слушателей, воспользуется каждой возможностью донести до них свою точку зрения. Но не сестра Агнесса. Как опытный артист, она умела выбрать момент. Она появлялась незаметно, держась в тени, пока остальные произносили свои реплики, а затем выходила на авансцену и за пять минут пожинала лавры.

Больше всего она любила поделиться мудростью перед отбоем. Она входила в спальню, тихо наблюдала, как суетятся остальные сестры — одному ребенку показывают, как складывать одежду, другому велят вымыть лицо и всем — помолиться. Когда все улеглись, сестра Агнесса выдвигала стул и преподавала урок. Как вы можете догадаться, сестра Агнесса была неравнодушна к библейской грамматике, но говорила она так прочувствованно, что всякая болтовня стихала, и слова ее еще долго звучали в наших ушах, когда был погашен свет.

Один из любимых ее уроков именовался «Цепями неправедности».

«Мальчики, — произносила она материнским тоном, — когда-нибудь вы причините зло другим, и другие причинят зло вам. И эти два зла станут вашими цепями. Зло, которое вы причинили другим, повиснет на вас в виде вины, а зло, причиненное вам другими, — в виде негодования. Учение Иисуса Христа, нашего Спасителя, освободит вас от обоих. Освободит вас от вины путем искупления; от негодования — путем прощения. И только освободившись от этих цепей, вы сможете жить своей жизнью с любовью в сердце и идти по жизни безмятежно».

Я тогда не понимал, о чем она толкует. Не понимал, как твоим движениям могут помешать какие-то грешки — по моему опыту, те, кто были склонны поступать нехорошо, к финишу приходили первыми. Я не понимал, почему, если кто-то плохо поступил с тобой, ты должен нести бремя за него. И уж совсем не понимал, что значит идти по жизни безмятежно. Но еще сестра Агнесса говорила: «Какой мудростью Господь не счел нужным наделить нас при рождении, он дарует ее нам через опыт». И в самом деле, когда я повзрослел, жизнь научила находить какой-то смысл в проповедях сестры Агнессы.

Как с моим приездом в Салину.

Это было в августе; в воздухе тепло, дни длинные, и надо убирать первый урожай картошки. «Ветхозаветный» Акерли заставлял работать от зари до сумерек, и когда кончался ужин, желание было одно: выспаться. Но свет гасили, а у меня, бывало, все крутится в голове, как я вообще очутился в Салине, и все припоминаю в тяжелых подробностях, пока не закричат петухи. А иногда воображаю, как меня вызывают к директору, и он мрачно сообщает мне об автомобильной аварии или о пожаре в гостинице, где погиб мой папаша. И если в первую минуту такие видения умиротворяют меня, то остаток ночи будет мучить стыд и раскаяние. Вот так вместе: негодование и чувство вины. Два противоречивых чувства сбивали с толку, и я уже примирился с мыслью, что, может быть, больше никогда не высплюсь.

Но когда директор Уильямс сменил Акерли и началась эпоха реформ, он учредил программу вечерних занятий, которые должны были подготовить нас к жизни в качестве честных граждан. Для этого приходил учитель обществоведения и рассказывал нам о трех ветвях власти. Приходил член городской управы и рассказывал про бич коммунизма и про долг каждого гражданина участвовать в голосовании. И тогда нам хотелось поскорее вернуться на картофельное поле.

А несколько месяцев назад он пригласил дипломированного аудитора ознакомить нас с основами финансовой грамотности. Рассказав о взаимосвязи между ресурсами и денежными обязательствами, аудитор подошел к доске и в нескольких штрихах обрисовал, как сводятся личные счета. И вот тут, сидя в заднем ряду душной классной комнаты, я наконец понял, о чем говорила сестра Агнесса.