Шоссе Линкольна

А еще у Билли была фотография.

Билли засунул руку в мешок и из самого потаенного кармана достал конверт. Открыл его, достал фотографию и поднес к свету. На ней были Эммет, Билли в чепчике, их мама и чемоданчик для пикника – бок о бок на клетчатой скатерти. Снимал, видимо, отец, раз его на фотографии нет. Все улыбаются, и, пусть отца не видно, Билли чувствовал, что он тоже улыбается.

Билли нашел эту фотографию там же, где и открытки с шоссе Линкольна, – в металлической коробке в нижнем ящике папиного бюро.

Но когда Билли убирал открытки в конверт, чтобы показать Эммету по возвращении из Салины, фотографию из Сьюарда он положил отдельно. Он положил ее в другой конверт, потому что знал, что Эммет злится, когда вспоминает об этой поездке. Билли знал это, потому что, когда Эммет рассказал ему про поездку в Сьюард, он разозлился. И больше никогда о ней не заговаривал.

Билли хранил эту фотографию, потому что знал, что Эммет не всегда будет злиться на маму. Как только они найдут ее в Сан-Франциско и она сможет наконец рассказать им обо всем, что передумала за годы разлуки, Эммет больше не будет злиться. Тогда Билли отдаст ему фотографию, и Эммет обрадуется, что Билли хранил ее для него.

Но нет никакого смысла начинать историю с того дня, подумал Билли, убирая фотографию обратно. Потому что четвертого июля тысяча девятьсот сорок шестого года мать от них еще даже не ушла. Так что тот вечер был скорее началом истории, чем серединой.

Потом Билли думал начать с того вечера, когда Эммет ударил Джимми Снайдера.

Вспомнить этот вечер Билли мог и без фотографий, потому что был тогда с Эмметом и уже достаточно подрос, чтобы помнить самому.

Случилось это в субботу, четвертого октября пятьдесят второго года, в последний день ярмарки. Отец уже ходил с ними на ярмарку в пятницу и в субботу решил остаться дома. Поэтому Билли с Эмметом поехали туда на «студебекере» одни.

Бывало, что погода во время ярмарки говорила о начале осени, но в тот год ощущалась скорее как конец лета. Билли запомнил это, потому что ехали они с опущенными стеклами, а приехав, решили оставить куртки в машине.

На ярмарку они отправились в пять, чтобы успеть перекусить и покататься на аттракционах, прежде чем бежать занимать места в переднем ряду на конкурсе скрипачей. Эммету с Билли нравился этот конкурс – особенно если удавалось сесть в переднем ряду. Но, пусть времени у них было с избытком, на скрипачей они в тот вечер так и не посмотрели.

Они шли тогда от карусели к сцене, и Джимми Снайдер стал говорить гадости. Сначала Эммет, кажется, не обращал внимания. Потом он начал злиться, и Билли хотел его увести, но Эммет не шел. И когда, наконец, Джимми начал говорить какую-то гадость про их отца, Эммет врезал ему по носу.

Джимми упал и ударился головой, а Билли, должно быть, закрыл глаза, потому что не помнил, как дальше все выглядело. Помнил только, как все звучало: как ахнули друзья Джимми, как звали на помощь, как кричали на Эммета и как вокруг стали собираться люди. А потом – как Эммет, ни на миг не выпуская руку Билли, раз за разом пытался объяснить, что произошло, пока не приехала «Скорая». И все это время играла карусельная каллиопа и ружья в тире выстреливали: чпок, чпок, чпок.

Но начинать с того дня тоже бессмысленно, подумал Билли. Потому что тот вечер был до того, как Эммета отправили в Салину, – до того, как он усвоил урок. И это тоже было началом истории.

Чтобы начать in medias res, подумал Билли, надо не только чтобы много важного оставалось впереди, но и чтобы столько же важного уже произошло. В случае с Эмметом это значило, что он уже должен был увидеть фейерверки в Сьюарде, мама их уже должна была уехать в Сан-Франциско по шоссе Линкольна, Эммет уже должен был перестать работать на ферме, пойти в обучение к плотнику, накопить на «студебекер», разозлиться на ярмарке, ударить Джимми Снайдера в нос, отправиться в Салину и усвоить урок.

Но приезд Дачеса и Вулли в Небраску, поезд до Нью-Йорка, поиски «студебекера», воссоединение с Салли и путь, который они проедут от Таймс-сквер до Дворца Почетного легиона, чтобы четвертого июля встретиться с мамой, – это все еще должно оставаться впереди.

Поэтому, склонившись с карандашом в руке над двадцать пятой главой, Билли решил, что историю приключений Эммета лучше всего начать с его возвращения домой из Салины на переднем сиденье машины директора колонии.

Один

Эммет

В девять часов утра Эммет в одиночестве шел в западный Гарлем со станции метро на Сто двадцать пятой улице.

За два часа до этого в доме семейства Уитни Салли, спустившись со второго этажа, зашла на кухню и сообщила, что Билли крепко спит.

– Вымотался, наверное, – сказал Эммет.

– Еще бы.

На секунду Эммет подумал, что Салли своим ответом метила в него, что это тычок ему за то, что за последние дни Билли пришлось пройти через столько испытаний. Но по выражению ее лица он понял: она просто вторит его же словам о том, что Билли устал.

Так что они решили дать ему выспаться.