Шоссе Линкольна

– Встал утром, поплелся на работу, а к концу года полюбил и этот маршрут.

Оба рассмеялись. Потом Таунхаус поднял палец.

– Но первый он никогда не забывает. Проходит по нему каждый год в День поминовения, когда у него выходной. Здоровается со всеми, кто узнает его, и с теми, кто не узнает, тоже. Говорит, если работаешь почтальоном, правительство США платит тебе за знакомства с новыми друзьями.

– Звучит вполне неплохо.

– Может быть, – согласился Таунхаус. – Может быть. Я люблю отца, но не могу представить такой жизни для себя. Таскаться по одним и тем же дорогам день за днем, неделя за неделей, год за годом.

– Хорошо. Не колледж и не почта – тогда что?

– Я думал пойти в армию.

– В армию? – удивился Эммет.

– Да, в армию, – сказал Таунхаус так, словно сам еще только примерялся к звучанию этих слов. – А что? Войны сейчас нет. Жалованье хорошее, тратить ни на что не надо. Если повезет и отправят за границу – мир посмотрю.

– Придется вернуться в бараки, – сказал Эммет.

– Там было не так уж плохо.

– Стоять в строю… Исполнять приказы… Носить форму…

– А как еще, Эммет. Если ты черный, то что бы ты ни делал: разносишь ты почту, управляешь лифтом, заливаешь бензин или сидишь в тюрьме – все равно будешь носить форму. Так, может, я хотя бы выберу ту, которая мне подходит. Если не высовываться и делать свое дело, думаю, смогу подняться по званию. Стану офицером. И честь будут отдавать уже мне.

– Почему бы и нет, – сказал Эммет.

– Знаешь что? Я тоже так думаю.

Когда Таунхаус наконец вышел из машины, Эммет последовал за ним. Обошел капот и шагнул к Таунхаусу на тротуар. В их прощальном рукопожатии без слов выразилось теплое дружеское чувство близких по духу людей.

Неделю назад, когда Билли разложил перед Эмметом открытки и рассказал, что они найдут маму на одном из крупнейших праздников в честь Дня независимости во всей Калифорнии, Эммет посчитал задумку в лучшем случае малоисполнимой. И тем не менее, пусть они с Таунхаусом готовы были отправиться в совершенно разных направлениях и не было ничего, что подсказало бы, где они в итоге окажутся, – несмотря на все это, когда Таунхаус сказал на прощание: «Увидимся», – Эммет нисколько не усомнился в том, что так оно и будет.

* * *

– Ради всего святого, что это? – сказала Салли.

– Моя машина.

– Так же похожа на машину, как эти вывески.

Дело было в северной части Таймс-сквер, «студебекер» стоял прямо за Бетти.

Салли не зря сравнила машину с вывесками – внимания она привлекала не меньше. Настолько, что вокруг начали собираться зеваки. Смотреть на них Эммету не хотелось, так что он понятия не имел, остановились они полюбоваться или позубоскалить.

– Она желтая! – воскликнул Билли, вернувшись от газетного киоска. – Прямо как кукуруза.

– На самом деле это цвет шершня, – сказал Эммет.

– Как тебе будет угодно, – сказала Салли.

Эммет поспешил сменить тему и указал на пакет в руке Билли.

– Что у тебя там?

Салли отошла к своему пикапу, а Билли аккуратно вытащил покупку и передал Эммету. Это была открытка с фотографией Таймс-сквер. Позади зданий на ней виднелся крошечный кусочек неба – как и на других открытках из коллекции Билли, синева его была безукоризненна.

Билли стоял рядом с Эмметом и тыкал то в открытку, то на здания вокруг.

– Видишь? Это театр «Крайтирион». А это магазин «Бонд кловьерз». А вот реклама сигарет «Кэмел». И вывеска «Канадиан Клаб».

Билли восторженно огляделся.

– Продавец в киоске сказал, что ночью все вывески светятся. Все до одной. Представляешь?

– Да, зрелище то еще.

Глаза у Билли расширились.

– Ты был тут, когда они светились?

– Недолго, – признался Эммет.

– Эй, парень, – позвал какой-то моряк, приобнимая за плечи темноволосую женщину. – Не прокатишь нас?

Эммет не ответил и присел на корточки, чтобы поговорить с братом с глазу на глаз.

– Билли, я знаю, что на Таймс-сквер очень здорово. Но у нас впереди долгий путь.

– И мы только в самом его начале.

– Именно так. Давай ты оглядишься еще разок напоследок, мы попрощаемся с Салли и двинемся в путь.

– Хорошо, Эммет. По-моему, отличный план. Огляжусь еще разок напоследок, и двинемся в путь. Но прощаться с Салли нам не нужно.

– Почему это?

– Из-за Бетти.

– Что не так с Бетти?

– Отъездила свое, – сказала Салли.

Эммет взглянул на Салли – она стояла у пассажирской дверцы его машины с чемоданом в одной руке и корзиной в другой.

– Она дважды перегревалась, пока Салли ехала из Моргена, – рассказал Билли. – А когда мы приехали на Таймс-сквер, она загрохотала, и из нее вылетело огромное облако дыма. А потом она заглохла.

– Похоже, я требовала от нее слишком многого, – сказала Салли. – Но она довезла нас, куда было нужно, и благослови ее Бог за это.

Эммет выпрямился, и Салли перевела взгляд с него на «студебекер». Помедлив, Эммет шагнул к машине и открыл заднюю дверцу.

– Давайте все сядем спереди, – сказал Билли.

– Нам там будет тесновато, – заметил Эммет.

– Может, и будет, – сказала Салли.

Она положила чемодан и корзину на заднее сиденье, захлопнула заднюю дверцу и открыла переднюю.

– Полезай первым, Билли, – сказала она.