Джейн Пикок Уотсон, 40 лет, носильщица угля: «Я работала под землей тридцать три года; замужем двадцать три года, и у меня было девять детей; шестеро еще живы, трое умерли от тифа несколько лет назад, двое родились мертвыми, думаю, из-за тяжелой работы; огромное число женщин рожает мертвых детей… Мне всегда приходилось работать внизу, покуда не приходило время рожать, и я вынуждена была идти домой, и так поступают и остальные женщины. Мы возвращаемся к работе как можно скорее, самое позднее — через десять-двенадцать дней, а многие при нужде и еще раньше».
Кэтрин Логан, 16 лет, перевозчица угля, которую запрягали в вагонетку: «…тащишь спиной вперед, лицом к вагонетке. Веревки и цепи уходят под землю, это очень тяжелая работа, особенно когда приходится ползти».
Хэлен Рид, 16 лет: «[Я работаю] с пяти утра до шести ночи и перетаскиваю на спине два английских центнера. Работа мне не нравится, но думаю, другой для меня и нет. Под землей случаются разные несчастные случаи. Я сама видела два серьезных. Два года назад в штреке накрыло тринадцать из нас, и мы два дня провели без пищи и света. Около дня мы просидели по горло в воде. Наконец мы выбрались в старую шахту, и нас услышали люди, которые работали выше».
Маргарет Уилсон, 16 лет: «Часто воздух плохой, недавно из-за этого я брата потеряла. Он провалился, я попыталась вытащить его, но воздухом там нельзя было дышать, и мне пришлось уйти».
Улицы нечистот, 1842 год
Громадная часть поселений бедняков расположена в очень узких и тесных тупиках и переулках, отходящих от основных улиц; эти тупики, как правило, представляют собой глухие «мешки», где нет движения воздуха, пространство между домами настолько узко, что исключает проникновение солнечных лучей к земле. Я бы даже осмелился сказать, что в этих тупиках вообще нет никаких водостоков, ибо там, где я видел сточные канавы, они настолько грязны и замусорены, порождая множество неудобств, что лучше бы их никогда не существовало. В этих тупиках, там, где нет навозных куч, фекальные и прочие отвратительные вещества выбрасывают в сточные канавы перед дверьми или выносят и сваливают на улицу. В домах нет птичьих дворов, но почти во всех тупиках имеются навозные кучи, за редким исключением, никогда не накрытые; мало какие из выгребных ям вычищаются больше раза-двух в год; большинство опорожняется, только когда они переполняются: к некоторым пристроены уборные, и одной уборной пользовались все по соседству. Люди, как кажется, настолько свыклись со столь невиданным состоянием вещей и настолько утратили чувство пристойности, что не видели в этом никаких неудобств, и в порядке вещей, что когда пробираешься по некоторым из этих задних улиц, легко испачкаться нечистотами.
Позади дома, где у меня врачебный кабинет, в котором я в настоящий миг и нахожусь, есть громадная выгребная яма с пристроенной уборной; насколько мне известно, ее не чистили шесть месяцев; она служит всем по соседству, и исходящие оттуда миазмы столь отвратительны, что я не в состоянии открыть окно. Дом в три этажа высотой, и люди, чтобы избавить себя от забот, выбрасывают нечистоты из окна лестницы, следовательно, огромная их часть попадает в тупик, и тупик не чистится, пока не заполнится выгребная яма: грязь в тупике дорастает почти до подоконника заднего окна лавки, что расположена по фасаду, и малярийная сырость сочится через стены на этаж…
Моим заботам в больнице был вверен один бедняк, шесть месяцев страдавший астмой и признанный неизлечимым, в настоящее время он живет с женой и семью детьми в темной комнате на нижнем этаже, больше подходящей для угольного погреба, чем для человеческого существа; комната освещается через неоткрывающееся окно, размером в два квадратных фута; ширина комнаты составляет всего четыре фута, а длина — восемь. Для всей семьи есть единственная кровать, и тем не менее арендная плата за эту дыру составляет 5 фунтов.