Шотландская любовь

Однако больше всего ее угнетало то, что он нисколько не интересовался, приятны ли ей его действия или нет. Конечно, она никогда не решилась бы заговорить с ним об этом. Он просто исходил из того, что она всем довольна. Никогда не спрашивал, где ее поцеловать, готова ли она к соитию. По большому счету это не имело особого значения, так как он нечасто посещал ее спальню. В последние три года их брака Брюс вообще чувствовал себя настолько плохо, что ни о каком супружеском долге не могло быть и речи.

И конечно, сейчас на нее нахлынули воспоминания только потому, что у нее уже пять лет не было мужчины.

– За что тебе дали титул? – спросила она.

Он оглянулся, и удивление, отразившееся на его лице, вызвало у нее улыбку.

– Тебя раньше об этом не спрашивали, да?

Он покачал головой:

– Это скучно. Героизм и смелость ни при чем.

Где он научился так самоуничижительно шутить?

Шона молчала, с любопытством ожидая его ответа, и уже решила, что он не станет отвечать, однако Гордон заговорил:

– Я экспериментировал с орудиями. Мне показалось важным увеличить точность боя. Зачем стрелять из мушкета, если не уверен, что попадешь в цель? Я пробовал разные диаметры стволов и техники зарядки, у меня кое-что получилось, и я научил этому своих людей.

Шона молчала, подозревая, что это не конец истории. Наверное, за эти годы он научился скромности. Хотя нет, в детстве он тоже не хвастался своими подвигами. В этом по крайней мере Гордон остался прежним.

Однажды он сломал руку: лошадь сбросила его, – но он тут же снова сел в седло. Эту историю она услышала не от Гордона, а от Фергуса.

– И начальство узнало о твоих достижениях, – подытожила она.

Его улыбка превратилась в усмешку.

– Ну естественно.

А его отец? Удивился ли он такому повороту дела? Ответа на этот вопрос она не знала.

– Значит, ты получил дворянский титул за умение убивать.

Слова еще не успели слететь с ее губ, а улыбка Гордона уже исчезла.

И где она только научилась такой жестокости?

– Возможно, – ответил он.

Как же ей хотелось взять свои слова обратно, заново пережить последние секунды, смягчить этот его взгляд.

Стыд обжег ей кожу. В этот момент ей страстно захотелось оказаться кем-нибудь другим.

– Гордон…

Она протянула к нему руку.

Он оглянулся и посмотрел на нее с непроницаемым видом.

– Прости меня. Зря я это сказала.

– Если ты так думаешь, то не зря, – сказал он ровным тоном.

Внезапно она остро возненавидела все то притворство, которое построила за эти годы, тот груз тяжелых мыслей, который постоянно носила с собой.

Этого человека она не знала, но когда он был мальчишкой – любила. Нет, даже не мальчишкой – он был молодым мужчиной на пороге становления, тем, кто он есть сейчас. Она делилась с ним своими тайнами, отдавалась ему душой и телом, обожала его.

Она не успела больше ничего сказать, Гордон вышел из хижины. Шона осталась одна. Рука ее безвольно упала.

Глава 17

Семь лет назад они с радостью сделали это место своим. Шона время от времени приносила цветы и сажала их в горшок с землей на столе. Казалось, что они тут и выросли.

Они занимались любовью на этой койке. В первый раз Гордон чувствовал себя таким неопытным и считал, что все сделал неправильно. Но вздохи и улыбки Шоны разубедили его в этом.

Он ощущал ее своей подругой, своей половинкой, своим собственным зеркальным отражением. Он ярко чувствовал все, что происходило с ней. Ему и в голову не приходило, что она может уйти, покинуть его.

Он обернулся. Она выглядела расстроенной. Он хотел сказать, что это не важно, что не в ее власти причинить ему боль. Однако эти слова не пройдут через ворота правды. Она могла его ранить, и так было всегда.

Шона окинула взглядом обстановку домика.

– Как же мы были глупы.

– Да, недальновидны. И совершенно неблагоразумны, – согласился Гордон.

Эти воспоминания он не променял бы ни на титул, ни на целое состояние, но будь он проклят, если пойдет на поводу у собственной похоти. Ее чары, то влияние, которое она имела на него, должны остаться в прошлом. Все это мертво, как и ее муж.

Однако – и это осознание тревожило его – что-то заставляло его украдкой разглядывать Шону. Она по привычке постукивала пальцами по подолу перед тем, как сказать что-то важное. В остальном ее лицо оставалось непроницаемым и неподвижным, как красивая маска, – она пыталась не выдать своих чувств. И только одна бровь, правая, изгибалась капризной дугой – возможно, Шона не знала об этом.

Гордон понял вдруг, что следит за ней исподтишка, пытается уловить это крохотное движение брови – знак ее презрения или досады.

В его присутствии эта непокорная бровка часто ползла вверх.

За годы брака гардероб Шоны не намного обогатился. Сегодня она надела то же самое черное платье, в котором была вчера. Оно словно подчеркивало, преувеличивало ее траур. Или она таким образом дает ему понять, что когда-то давно вышла замуж и оставила его?

Как будто он об этом забыл.

Семь лет назад он жалел, что она не забеременела. Тогда бы он женился на ней, и она бы никуда от него не делась. А может, ему следовало бы жениться на какой-нибудь другой женщине – потом.