Шотландская любовь

Он поднял голову, но не ответил. Какое у него непроницаемое лицо. Он, наверное, вот так же смотрел на своих солдат. Мог ли кто-то из них угадать тогда, о чем он думает? Она – не может. Если только это не тень презрения в его глазах.

Шона мягко оттолкнула его, и он перекатился на бок. Красивый он… Даже шрамы делают его тело не отталкивающим, а еще более привлекательным. Как такое возможно?

Ей хотелось спросить, откуда взялась эта отметина на груди, и как он получил тот шрам на ноге. Но спрашивать не стала. Вне зависимости от того, ответит он или нет, она будет переживать и волноваться. Семь лет она переживала и волновалась за него.

– Ты можешь куда-нибудь уехать? – спросила она. – Может, у тебя есть какие-то дела в Лондоне? Или в Инвернессе? Или в Эдинбурге?

– Может, мне следует любезно убраться с глаз твоих долой на войну? Чтобы успокоить твою совесть?

Ну вот опять, как семь лет назад. Неужели они никогда не смогут оставить это в прошлом? Или она еще не достаточно искупила свою вину?

– Я уехала из Инвергэра раньше, чем ты.

– Это я помню. Может, помню даже лучше, чем хотелось бы.

– Я не могу изменить прошлое. Не могу все исправить. Не могу.

– Не можешь.

Как отвратительно звучат слова «не можешь». Но это только звук, не более того…

– Единственное, что я могу, – это сосредоточиться на настоящем.

Она начала одеваться – гораздо поспешнее, чем раздевалась. Она посмотрела на корсаж, убедилась, что он застегнут правильно, поправила манжеты и заколола волосы как положено.

Гордон тоже одевался, брюки успел застегнуть, рубашку – нет.

– Я прилично выгляжу? – спросила она.

Он не ответил, только кивнул.

Снова перед ней чужак, незнакомец, вовсе не тот любовник, которого она держала в объятиях несколько минут назад. Настоящий баронет, настолько, что она не удержалась:

– Каково это – быть баронетом?

– Точно так же, как и полковником или просто Гордоном. Ничего не изменилось.

«Нет, изменилось. Изменился ты».

Но и она изменилась тоже, и возможно, именно поэтому ей сейчас отчаянно захотелось разрыдаться, и без оглядки бежать с фабрики, и поклясться больше никогда не видеть Гордона Макдермонда.

Знаменательный выдался день. Прошлое ворвалось в его жизнь и громогласно заявило, что на самом деле было здесь всегда.

Гордон смотрел на языки пламени, пляшущего в печи, как будто надеялся найти там ответы на свои вопросы. И хотя ему еще предстояло много работы, он не мог думать ни о чем, кроме Шоны.

Она его соблазнила, и он не просто поддался искушению – на самом деле яркость и сила собственной реакции его ошеломила.

Она уже не та девочка, которую он знал когда-то. Он осознал это, когда утоленная страсть отступила и сменилась нежностью. Шона не дразнила его, как это бывало семь лет назад. В ее глазах он увидел печаль, будто близость всколыхнула в ней чувства, которые она обычно тщательно скрывала.

Ее грусть потрясла его, застала врасплох, разбила наголову. Он чувствовал себя рыбой, выброшенной на берег.

– Женщина – она ушла? – спросил Рани.

Гордон обернулся к другу:

– Ушла.

И отвергла его предложение проводить ее до дома – опять эта несносная гордость Имри.

Не сделал ли он ей больно? Не обидел ли?

– Прошу прощения за опоздание, – сказал Рани.

– Ты же не видел?..

Гордон начал застегивать рубашку.

Рани перебил его:

– Я увидел, что вошла женщина, и решил подождать снаружи. Это твоя потерянная любовь?

Гордон, удивленный, покачал головой.

– А по-моему, это она. Та, кто занимает все твои мысли, перед кем ты хочешь проявить себя. – Рани улыбнулся. – У меня тоже есть такая женщина. Прекрасная, как цветок, с темно-карими глазами и губами, которые хочется целовать и целовать.

Гордон понятия не имел, что сказать в ответ на такую откровенность. Его отношение к Шоне и так всем очевидно.

Это кем же надо быть, чтобы овладеть женщиной прямо на голом фабричном полу, не задумываясь, что кто-то может их увидеть?

– Вчера со мной приключилось нечто интересное, – сообщил Рани. – Я опоздал из-за этого. В моей комнате все вверх дном, думаю, кто-то приходил за моими записями.

– И этот кто-то преуспел? – спросил Гордон.

Рани слегка поклонился.

– С некоторых пор я больше не веду записей и всю информацию храню здесь.

Он постучал пальцем по виску.

– Кто-то интересуется нашим открытием.

– Может, генерал Абботт? Он ведь служит в армии, а если армии что-то нужно, она это получает.

Кому, как не Рани, это знать…

– Перебирайся ко мне в Ратмор, там ты будешь в большей безопасности.

– Я и так в безопасности, – покачал головой Рани. – Меня почти никто не знает – и никто не беспокоит.

Иными словами, Рани дорожит своим уединением.

– Ты не завел друзей среди селян? Шотландцы известны своим гостеприимством, особенно здесь, в Инвергэре.

– Я со многими беседовал, – ответил Рани. – Кого-то интересует, что я за человек. Но большинство интересует, кем я не являюсь.

Рани мастерски маскировал свои мысли и чувства, но Гордон все лучше и лучше расшифровывал его слова.

– Рани, предрассудки есть везде.

– Это мне известно. Я не сержусь. Я отличаюсь от твоих земляков.

Гордон отложил метлу и направился в кабинет, Рани шел рядом.