Эйн Ог Маккри́монс как-то в ночь в холмах на славном Скае смотрел, как день уходит прочь; волынку истязая, он мучил всех живых вокруг — да и себя в придачу… Волынка выпала из рук — и Эйн почти что плачет. Назавтра в замке Данвеган дуэль начнется рано — найти волынщика их клан намерен без изъяна и дать ему почетный чин: наследник Маклеодов. Стремятся тысячи мужчин шотландского народа там победить — и Эйн желал, конечно, лишь победы, да вот неважно он играл — такие его беды!
Вздохнул он глубоко, и вздох его услышан феей — она спросила: «Отчего ты грустен и рассеян?» Эйн Ог Маккри́монс ей открыл всю правду, не скрывая, и тон его был ветром стыл и горек небом Ская. Ему сказала фея: «Что ж, играешь ты неплохо. Я помогу, коль ты не врёшь, коль нет в словах подвоха».
Эйн лишь промолвил ей слова, всем сердцем благодарный, и ждал с волненьем волшебства — вот повезло же парню! И фея поднесла свой дар — то дудочка волынки, она была из серебра, что чище, чем слезинка, а песнь её сладка, как мёд, прекраснее рассвета, — она мгновенно потечёт, лишь Эйн захочет это. Сказала фея: «Весь твой род над нею будет властен, но волшебство её живет, пока с ней ласков мастер — но оскорбление, упрек, обида дар отнимет! Люби, Маккри́монс же, её, как мать свою отныне!»
И вот наутро в Данвеган пришли певцы и барды — и каждый смел, красив и рьян, играет так азартно! И трудно было б выбирать Маклеодам из лучших, когда б не начал Эйн играть — весь замок его слушал: глухая тишина вокруг — и только песня льётся из-под столь нежных, чутких рук… Казалось, даже солнце оставило по небу бег, заслушавшись, забывшись — и так же слушал человек, душой взлетая выше. Таких волшебных, дивных нот ещё не знали люди. Вскричал народ тут: «Вот он, вот! Наследником Эйн будет!»
Так слава началась его — волынщик он наследный в древнейшем роде Маклеод, прощай, тоска и бедность! Он школу основал свою волынщиков на Скае — и лучшей школы в том краю давно никто не знает. Весь род Маккри́монсов хранил прекрасный дар от феи — потомок каждый что есть сил его любил, лелея.
Но вот потомок Маккримо́нс плыл дальнею дорогой, и Маклеод, повесив нос, просил сыграть немного — был ветрен день, и лорд грустил, корабль вверх-вниз бросало: «Играй, Маккри́монс, что есть сил, нам будет вечно мало!»
И так он заиграл — но вот мешала качка песне, он взял неверных пару нот на дудочке чудесной, скользили пальцы от воды, трепал волынку ветер — да, вот причины той беды, да, вот причины эти! Вскричал он зло: «Ах, что за звук! Сплошные ноты фальши! Не стоит эта дудка мук играть на ней мне дальше!» И бросил он волынку, злясь, забыв совсем преданье и доброй феи он наказ, а вспомнил с опозданьем: увидел, как волшебный дар исчез в пучине моря, разрушив узы древних чар… Маккри́монс опозорен!
С поры той стало все не в лад в роду у Маккримо́нсов: настал эпохе их закат, и сожалеть тут поздно — когда б он феи чтил завет, как заповеди Бога, тогда б не знал Маккри́монс бед отныне и надолго!
========== Рыцарь-эльф ==========
Есть в шотландской дали пустошь — та, куда детей не пустишь, где не выпьешь кружку эля с другом ты в конце недели. Рыцарь-эльф в краю том бродит — раз в семь лет людей уводит, кто пройдет, забывши крестик — пропадает там без вести. И дрожит вся чернь от страха, да и знать не сдержит аха… ходят слухи, слухи ходят — а эльф-рыцарь на свободе! Зверь на пустоши дичает, волки умножают стаю, —
всё застыло в ожиданьи;
начинается преданье.
Жили мирно в той округе два храбрейших, верных друга, — граф Сент-Клер, прекрасный воин, и граф Грегори. Достоин всяк из них похвал, но — смолкну! В похвальбах немного толку. Было ль, не было ль заботы — графы любы до охоты, Грегори зовёт Сент-Клера разогнать тоску и серость. «В тех краях, — он молвит другу, — мы, клянусь, найдём зверюгу, каковой края не знали. Я не верю этим вралям — рыцарь-эльф, ей-богу! Сказки! Без сомнений и опаски я готов — к охоте ль, к бою — но, дружище, лишь с тобою». Но Сент-Клер не улыбнулся; в самых напряженных чувствах он сказал: «С нечистой силой шутки плохи, друг мой милый! Я ведь верю… Но, согласен — край обилен и прекрасен! Рыцарь-эльф забрал угодья, пошлин просит ежегодно… Я поеду! Но, я слышал, есть примета от Всевышних: святой Троицы знаменье есть единое спасенье от всей силы тьмы нечистой — так возьми себе Трилистник!»
Но сэр Грегори смеялся, в бороду пустивши пальцы: «Лук и стрелы — вот спасенье! Сам носи свое знаменье, поглядим потом, чья правда». Он простился с ним до завтра, каждый всё решил по-своему, в сети своей правды пойман.
Началась охота скоро — впереди собачья свора, лисий хвост, олени, вепри… И друзья быстрее ветра вновь летят вперёд, хохочут, позабыв про страхи ночи. Только видят оба: кто-то вдаль летит, как будто проклят, и спина его зелёным сквозь туман ведёт от дома. Грегори кричит: «Вот чудо! Кто сей всадник, и откуда конь его столь резвый, быстрый?»