Шотландские мотивы (СИ)

А Сент-Клер в ответ: «Нечистый! Рыцарь-эльф сей сэр, бесспорно! Иль не видишь ты, как штормом он летит над разнотравьем? Нас, как зверя, не затравят, мы погибели не ищем — повернём назад, дружище!»

Но граф Грегори ответил: «Ты ли мелешь эти бредни? Всё простое видишь сложным — на тебя то непохоже. Штормом он несётся, как же! Я люблю таких отважных и хочу узнать, кто этот всадник весь в зелёном цвете. Догоняй, коль есть охота — ну а я начну охоту!»

И пустился он за сэром, ничему не зная меру, а Сент-Клер не бросил друга, пропустив его же ругань, что он-де на эльфе спятил. «Отчего ж так слеп приятель?» — он гадал, забыв, что к кисти примотал своей трилистник… Вознося молитвы Богу, потерял Сент-Клер дорогу, Грегори ж летел, как вихрь, без оглядки, передыха; и по мхам, по сникшим травам, по ручьям и переправам он заехал в глушь такую, где забыл про жизнь земную.

Там, на пустоши начертан круг самой, казалось, смертью: в нем цветы цвели и травы — в декабре, вот чудо, право! — и плясали эльфы, духи, обливаясь медовухой; злое, нервное веселье их крутило каруселью, и граф Грегори во власти тёмных чар и чёрной страсти сделал шаг в границу круга… Тут же завертелась вьюга, всё затихло, — пенье, крики; он стоит у ног владыки, эльфа-рыцаря в зелёном. Тот, с почтительным поклоном, чашу вересковой браги подаёт: «Пей, в честь отваги!..» Грегори же, сердцем чуя, что попал в беду лихую, начал пить — что было делать?.. Занемело болью тело, брага пенилась, искрилась, забирая жизни силы, чаша ж та и дна не знала; потекла за ворот алым, пролилась — и граф безмолвно пал, волшбой и смертью полный.

Вся толпа нечистой силы ликовала, голосила — нет им радости милее, чем привадить дуралея танцевать в кругу веками!

Только вдруг: каблук об камень, смелый шаг ног человека, что не ведал зла от века; это граф Сент-Клер без страха шел под Троицыным знаком! Встал он смело перед кругом, поспешить хотел за другом — но вдруг эльф, седой и старый, зашептал Сент-Клеру с жаром: «Коли ищешь ты спасенья для того, кто станет тенью, знай — смертельна та затея! Зло к утру им овладеет».

Но Сент-Клер лишь подал руку и сказал: «Не брошу друга! Подскажи мне, добрый малый!»

Эльф вздохнул и так сказал он: «Без движения у круга должен ты стоять на вьюге, не промолвив и полслова ты в ответ мольбам и зову. Коль не будешь ты испуган, в час зари пойди по кругу девять раз — и, сделав это, круг, что магией начертан, потеряет свою силу… Только помни, что трясина втянет, коли скажешь слово возле круга колдовского! Заходи туда без звука, чашу забирай из круга и неси её подальше… Это всё. Удачи, мальчик».

Граф беззвучно поклонился и застыл… а эльфов лица замелькали, завертелись в злой и страшной карусели, голоса бессильно выли, яростно хлестали крылья; но Сент-Клер, всё также храбр, всё стоял, застыв, как мрамор — онемели губы, щёки и подкашивались ноги, но стоял он нерушимо — взгляд скользил по лицам мимо, тщетно Грегори пытаясь отыскать средь этой стаи…

Как вода бежало время — вот и отступает темень, слышен колокол далёкий, солнца луч ласкает щёки. Духов сонм же скован светом — в лёд и снег они одеты, замолчали и застыли… Граф Сент-Клер, собравши силы, девять раз прошел по кругу и вступил в владенье духов; инеем трава хрустела, прошивая страхом тело, боль кусала ступни, кисти — но хранил его трилистник… Граф ступает в середину, где лежит, упав на спину, друг его у ног владыки; и вот там, бросая блики, чаша взгляд случайный манит, брагой шепчет об обмане. И Сент-Клер, взяв чашу в руки, прочь несёт её из круга, только тянет груз в могилу, а земля — не твёрже ила, рыцарь-эльф след в след крадётся… но трилистник, Бог и солнце не оставили Сент-Клера; смелостью своей и верой пересёк черту он мрака, бросил чашу прямо в слякоть —

и тотчас всё прочь пропало в солнца ярком свете алом…

Только Грегори остался там лежать; но тень румянца проскользнула, загорелась, кровь бежала в сонном теле — колдовство разжало пасти. Больше он не был в их власти.

А Сент-Клер, обнявши друга, растирая его руки, ждал, что он очнётся скоро, победив волшбу и морок,

и глядел на листьев танцы,

чуя

ласку

Божьих

пальцев.