Шотландские замки. От Эдинбурга до Инвернесса

Складываю в походный рюкзак заготовленные бутерброды, проверяю наличие спичек и карты и, вооружившись крепким ясеневым посохом, отправляюсь исследовать здешнюю Валгаллу.

На Скае стоит осень. Она обволакивает остров, как колыбельная. Но не та ласковая английская колыбельная, которая навевает мысли о сжатых полях и фруктовых деревьях, гнущихся под тяжестью плодов. Нет, это особая гэльская колыбельная — дикая и печальная. В ней слышится завывание морского ветра и шелест засохшего вереска. Именно такие песни поют на Гебридах матери своим детям.

Сегодня Кулинз свободны от тумана, и их изломанные, зазубренные вершины четко выделяются на фоне чистого неба. Однако на горизонте уже собирается подозрительная синева — похоже, эти горы обладают талантом формировать облака буквально из пустого места. Кулинз волнуют и пугают меня. Они ужасны. Они огромны. Когда вы смотрите на эти невероятные, фантастические махины — безмолвные, но все же пугающе живые, — у вас возникает чувство, будто в один прекрасный день они вскрикнут хором и объявят, что наступил конец света.

Незабываемое, величественное зрелище! И в моей душе поднимается протест: ну кто придумал этим грандиозным горам такое глупое название? «Кулинз»! Хорошее имя для свежеподстриженной лужайки. Или для купленной в рассрочку виллы в Бекенхеме. Я так и вижу слово «Кулинз» написанным на садовой калитке. По-гэльски звучит лучше — «Хуллион»; равно как и видоизменный вариант — «Куйлин». Хорошо хоть отдельные горные вершины сохранили свои достойные названия, в которых слышатся грозные раскаты грома. Сгурр-нан-Гиллеан, Сгурр-Вик-Койнеах, Сгурр-Греадайлих и Сгурр-Аласдер…

Я прошел около пяти миль, и все это время справа от меня высились мрачные Кулинз — подобно всемогущему божеству, которое краем глаза поглядывает на муху. С левой стороны тоже стояли могучие горы, коричневые от мертвого вереска. Тишину нарушало лишь журчание бесчисленных ручьев да звучное чавканье моих башмаков по болотистой почве.

Мне показалось, что слева от себя, высоко в горах, я вижу оленя. Я залег в вереске и навел на резкость полевой бинокль. Так и есть: на склоне пасется великолепный самец и с ним пять ланей, прелестных, длинноногих и грациозных созданий. Олень выглядел настоящим красавцем — покрытое желтым мехом сильное тело, великолепные ветвистые рога и мощная грудина. Время от времени олень вскидывал величавую голову, чутко принюхивался и затем снова опускал морду в траву.

Огибая широкий торфяной пригорок, я наткнулся на троих мужчин, которые распластались на земле в позах, достойных юмористической странички «Панча». Один из них был охотником, двое других, очевидно, его помощниками. Я нырнул в вереск рядом с ними, подсознательно ожидая, что вот сейчас егерь отпустит саркастическую шуточку по поводу человека с ружьем. Однако ничего подобного не произошло. Эти трое с самого рассвета выслеживали добычу, и им было не до шуток. Старый егерь, в чьей бороде застрял засохший вереск, не отрывал глаз от моего красавца-оленя и все повторял шепотом: «На девять фунтов потянет, отличный девятифунтовик!»

Охота на оленей несет в себе элементы вечности — бесконечное ползание по вереску и долгие часы ожидания, во время которых изъясняться можно лишь шепотом. В сравнении с этим рыбная ловля кажется спортом спринтеров. Посовещавшись, троица решила двинуться вдоль русла высохшего ручья. Один за другим они уползли в вереск, извиваясь, как большие коричневые гусеницы. Я же двинулся дальше, отчаянно жалея, что не могу послать телеграмму оленю.

Достойным завершением моей пешей прогулки стал подъем на вершину гор, обрамлявших Лох-Коруиск. Оттуда открывался великолепный вид — возможно, самый красивый и самый мрачный на всех Британских островах. Со всех сторон меня окружали горы. Зловещие Кулинз высились на западе гигантским непреодолимым барьером. А внизу, подобно затерянному в горах изумруду, лежало озеро. По его поверхности — бледно-зеленой у краев и менявшей свой цвет до темно-зеленого на глубине — разгуливал ветер, порождая миллионы белых барашков.

На некотором расстоянии виднелось еще одно озеро — Лох-Скавейг. Я знал, что еще дальше — за озерами и за ослепительно-блестящей морской гладью — лежали острова, чьи названия звучат как составные части алкогольного коктейля: остров Рам, острова Эйгг и Мак. Однако мне удалось разглядеть лишь неясные контуры Рама, он напоминал плывущего в морском тумане голубого кита.