Шотландские замки. От Эдинбурга до Инвернесса

Шутки шутками, но сам Бреймар воспринимал игры с непреклонной серьезностью шотландца из «Панча». Судя по всему, он не находил в них ничего смешного или жалкого. Никому и в голову не приходило рассматривать Бреймар как сентиментальные похороны минувшего века. Все участники праздника с полным равнодушием относились к снисходительным улыбочкам на губах современного общества. Так с какой же стати нам беспокоиться о них? На мой взгляд, очень глупо идти на поводу у тех фанатичных гэлов, которые твердят о возрождении национальной поэзии, возрожденной литературе и мечтают вернуть Хайленду былую славу, обрядив всех горцев в тартаны. Совершенно ясно, что подобные искусственные меры вряд ли способны обеспечить желаемый результат. Мне кажется, было бы разумно относиться к гэльскому языку примерно так же, как мы относимся к латыни. Никому ведь не придет в голову пользоваться ею в быту! Даже ирландцы находят чересчур утомительным общаться по-гэльски с продавцами в магазине. Но если уж вам приспичило завести себе причуду, то почему бы не последовать примеру «синтетических гэлов» (именно так в Ирландии называют тех чудаков, которые повсюду разгуливают в килте и отказываются говорить по-английски даже с собственной женой). Я и сам с большим трудом сопротивляюсь соблазну впасть в синтетический гэлицизм. Да что я! Доктор Джонсон — вот уж кто менее всего подходит на роль жертвы! — и тот подцепил «гэльскую болезнь» во время пребывания в Шотландии. Лично я не желал бы для себя лучшей доли на земле, чем жить отшельником на одном из Гебридских островов, посвящая все время написанию оссиановских поэм. В перерывах я бы еще основал парочку гэльских кланов, члены которых обязательно ходили бы в килтах и с юных лет обучались правильному обращению со сборщиками подоходного налога (по мне, так их следует убивать на месте). Однако…

Бреймарское собрание должно было вот-вот начаться. Со склонов холмов доносились звуки волынки. Старички, которые еще вчера ковыляли в обычных пиджаках и брюках, внезапно преобразились. На них снизошло благородство и величие. Теперь они уже не ходили, а вышагивали. На улицах можно было видеть представителей клана Макдаффа с веточками остролиста на шотландских беретах, тут же разгуливали горцы Балморала в тартанах Стюартов и Фаркуарсонов с еловыми побегами на боннетах[33]. Трудно себе представить более импозантное мужское общество. Развевающиеся на ветру килты — это декларация независимости и одновременно символ аристократизма.

Я слышал, как одна из англичанок говорила мужу:

— Интересно, почему шотландцы не носят больше килтов? Они ведь им так к лицу, ты не находишь, Генри?

Полагаю, эта женщина, как и подавляющее большинство англичан, не знает, что на протяжении сорока пяти лет любой горец, появившийся на людях в килте, имел хорошие шансы быть подстреленным. Разрушение клановой системы и запрет на ношение национальной одежды — вот те печальные последствия, которые повлекло за собой поражение принца Чарльза Эдуарда при Куллодене. В краю горцев до сих пор помнят зверства солдат герцога Камберленда — «мясника Камберленда». А правительство вигов закрепило и узаконило уничижение Хайленда: в 1746 году был принят печально знаменитый «Акт о проскрипции», запрещавший шотландцам «под каким бы то ни было предлогом» надевать и носить любые предметы костюма горцев. В качестве наказания предполагалось шестимесячное тюремное заключение — за первое нарушение закона и семилетняя ссылка на «заморские плантации» — в случае рецидива. Те, кто только подозревался в попытках как-либо обойти закон, вынуждены были предстать перед властями и принести следующую ужасную клятву:

Клянусь, как перед Богом в день Страшного Суда, что я не имею и не буду впредь иметь в своем хозяйстве ни ружья, ни меча, ни какого-либо другого оружия; что я никогда не буду носить килт, плед или других принадлежностей костюма шотландских горцев. И если я нарушу эту клятву, пусть буду проклят я сам, моя семья, мое имущество и все мои дела; пусть я никогда не увижу ни жены своей, ни детей, ни отца с матерью, ни других родственников; и пусть меня убьют в битве, как последнего труса, и оставят без христианского погребения; и пусть я буду лежать в чужой земле, вдалеке от могил моих предков и всей моей родни. Да случится все это со мной, если я нарушу данную клятву.