Шотландский ветер Лермонтова

– Просто в моих ощущениях, если у тебя нет этого состояния покоя, то сны не снятся. И ты засыпаешь-просыпаешься, как робот, по тумблеру – «вкл-выкл», «вкл-выкл»… рутина. Минимальный заряд энергией – только, чтобы хватило сил пережить следующий день.

– Ну, ты знаешь, у меня есть теория, что не только люди, но и все, что мы видим вокруг – это физика абсолютная. Та самая энергия, просто в разных ипостасях. Я буквально недавно в Ирландии писала портрет, было очень жарко, и я все время ныряла в океан, чтобы охладиться… ну и вообще я любитель поплавать. И у них там на ирландском побережье росли такие огромные водоросли, похожие на щупальца какого-то кракена, причем их там так много было, просто ужас! И я их поначалу искренне боялась. Глупо, правда? Вот и я так подумала, и сказала себе: эй, если ты веришь в свою теорию мира, что все состоит из одного атома, то, получается, эти водоросли и я – часть одного целого, одна и та же энергия. Выходит, я боюсь сама себя? И хочешь верь, хочешь – нет, но страх ушел, и дальше я спокойно плавала, ничего не боясь… Так я преодолела свой страх. Поэтому я искренне считаю, что все вокруг – это энергия, которая вибрирует, по-разному вибрирует… Вот, допустим, если кто-то вибрирует так же, как мы, на тех же… частотах, то нам с ним хорошо и весело. И когда мы говорим – я влюбилась в его нос, в его глаза, в его голос – все это тоже проявление энергии…

Мы расстались около полудня. Женя сказала, что постарается организовать мне небольшое телефонное интервью с Шурой Шихваргом; я же в свою очередь пообещал выслать им рукопись книги про наше путешествие, едва она будет закончена. Чиж обнял сестру на прощанье, и мы отправились в столицу через национальный шотландский парк Кенгорс, желая напоследок прокатиться по тамошним долинам. Пара часов в пути, долгий пеший подъем – и вот мы уже стоим на вершине горы и, глядя вниз, вспоминаем наш утренний разговор. Женя совершенно права: все вокруг – облака, высокая сочная трава на склонах, камни, лежащие здесь с незапамятных времен, а, может, совсем недолго – действительно излучает определенную энергию, так или иначе взаимодействует с нами, сосуществует.

«Обширное плато внизу – как иллюстрация самой жизни: отсюда она кажется бескрайней, со своими подъемами и спусками, с чем-то, что пока скрыто от наших глаз, но в нужный момент обязательно себя проявит…»

В очередной раз я попытался представить, как Лермонтов ощущал бы себя здесь, среди гор, долин и переменчивого климата. Почувствовал бы он свое единение с этой страной, или же разочаровался в ней, поняв, что мечта о далеком волшебном береге оказалась красивее жестокой реальности? Да, сейчас мы с Чижом восхищаемся здешними видами, а встреченные шотландцы улыбаются нам, как старым друзьям, но Женя права: в первой половине XIX века жизнь здесь была куда тяжелей и суровей.

«Историю не изменить… но как же порою хочется это сделать хотя бы в собственных мыслях!..»

Щурясь от ветра, который здесь, на высоте, был особенно жесток, я вытащил из кармана сигару и не без труда – пламя так и норовило погаснуть при очередном порыве – ее разжег.

– Смотри-ка! – воскликнул Чиж.

Я проследил, куда он указывает, и увидел вдалеке несколько маунтин-байков, которые неслись вниз по склону. В низине находилась небольшая будка; рядом с ней стояло еще несколько машин.

– Перспективная местность, – пыхтя сигарой, заметил я. – Зимой сюда, наверное, еще и лыжники съезжаются…

– Интересно, а Лермонтов умел кататься на лыжах? – задумчиво произнес Чиж.

– Не знаю. Но, думаю, у него и без лыж забот хватало, – усмехнулся я.

Мы постояли на вершине горы еще какое-то время, дыша неподражаемо свежим воздухом и любуясь окрестностями, после чего пустились в обратный путь. Уже на подходе к стоянке с неба начали падать первые капли дождя.

«Опять?» – подумал я, глядя на серые тучи, нависшие над парком.

Наученные горьким опытом, мы облачились в дождевики и отправились в путь. Как выяснилось – не зря: полило, как из ведра. Переднее колесо моего «Бонневиля» с трудом прокладывало путь через непроницаемую стену воды. Я скрипел зубами, но продолжал ехать вперед: остановиться и переждать ливень было попросту негде. Мы ехали на минимальной скорости: дождевой режим «Триумфа» работал безукоризненно, но, памятуя о «стеклянной» резине чижовского «Харлея», я решил не рисковать.

«Как будто Шотландия до того не хочет нас отпускать, что теперь сами небеса рыдают, оплакивая наше скорое расставание».

Наш паром отъезжал завтра вечером из Ньюкасла, а потому у нас было достаточно времени, чтобы полюбоваться центром Эдинбурга, куда так хотел попасть Чиж. План казался неплохим: прогуляться по старому городу, переночевать в гостинице, поутру вернуть «Бонневиль», забрать мой «Харлей» и неторопливо проехаться по побережью на юг до самого порта. В начале путешествия мы были привязаны к местам Лермонтов, но теперь ничто не мешало нам просто наслаждаться чудесными видами шотландской столицы.

К сожалению, в реальности центр Эдинбурга оказался, мягко говоря, не столь хорош.