Шоу непокорных

Я не пытаюсь простить Джека за его жестокость, но стыд, что таится в глубине его души, чувство вины, которое по-прежнему гложет его, сделали его тем, кто он есть сегодня. Он поклялся, что больше никогда никого не подведет, поскольку считает своим долгом делать правильные вещи, чем бы ему это ни грозило. Большую часть времени Джек кажется таким уверенным в себе, таким светлым и веселым, но стоит узнать его ближе, как становится заметно, что внутри его поселилась пустота. Жаль, что я не могу исцелить его от этого самоедства. Нужно, чтобы он оценил себя как человека, которым он стал, а не как того глупого мальчишку, каким был когда-то.

Я думаю о том, на какие жертвы он пошел ради нас, и в миллионный раз испытываю благодарность. С начала наших скитаний он впервые оставил нас с Гретой одних, но я не сомневаюсь, что если позвать его, он тотчас откликнется на мой зов.

Что бы мы делали без него эти последние несколько месяцев? Мы бы умерли там, на улицах, или нас давно поймали бы, что, по сути, одно и то же.

Джек прожил почти год без возможности общаться с женщиной, которую любит, на которой хочет жениться. Он даже не знает, увидит ли ее снова. Каждый день он испытывает ту же холодную пустоту, что и я.

Интересно, где сейчас Бен? Надеюсь, он жив и здоров. А если нет? Что с ним сейчас делают? Вдруг его бросили за решетку? Вдруг его пытают?

Большой лист картона, прикрывающий фасад одной из лачуг, внезапно отодвигается, из-за него появляется женщина. У нее серая кожа, редкие и тонкие волосы. И еще она очень худая, кожа да кости. На ней оранжевая роба, видно, что она направляется в город, чтобы заработать свои талоны на еду.

Задержав дыхание, пытаюсь выдавить улыбку, которая скорее похожа на кривую ухмылку. Крепко взяв Грету за руку, пытаюсь пройти мимо, но женщина не уступает дорогу. Мы вынуждены неуклюже протиснуться между ней и стеной.

Мы делаем еще несколько шагов, останавливаемся и оборачиваемся. Она все еще стоит посреди дорожки, смотрит нам вслед. Внезапно безразличный холод ее пустых глаз сменяется проблеском узнавания.

Она переводит взгляд куда-то вдаль, поверх наших голов. Я знаю, куда она смотрит. Наши фотографии, транслируемые с экранов Правительственного центра, хорошо различимы и здесь, в трущобах.

Я отворачиваюсь и, не выпуская руку Греты, иду дальше. Через несколько секунд я слышу торопливые шаги, слышу, как незнакомка убегает.

Я останавливаюсь и жду, когда нас догонит Джек.

— Она узнала нас, — сообщаю я ему.

Он хмуро кивает.

— Она рванула так, будто начался пожар. Угадаешь с трех раз, куда она отправилась?

Этот вопрос не нуждался в ответе. Мы отлично знали, что она со всех ног бросилась на поиски полицейского. Явно рассчитывает получить вознаграждение за сведения о нас, торопится опередить других. Черт возьми, мы пробыли здесь меньше пяти минут, но уже успели навлечь на себя новые неприятности.

— Что будем делать?

— Придерживаться прежнего плана. Они так или иначе следуют за нами по пятам.

На этот раз мы ускоряем шаг. Грета постоянно оглядывается, на ее лице отпечатались испуг и отчаяние. Как жаль, что я не могу найти слова, чтобы поднять ей настроение.

Упадок и отчаяние заметны во всем, в воздухе висит тяжелый смрад гниющего мусора. Но когда мы сворачиваем за угол, я замечаю кое-что иное.

Этот домишко такой же крохотный, как и все остальные, но стоит чуть ровнее, чем соседние покосившиеся лачуги, да и выглядит приличнее и симпатичнее. У него настоящие окна, причем довольно чистые, в них можно заглянуть внутрь, что мы и сделали. Нашим глазам в полутьме предстала ваза с полевыми цветами.

Цветы, здесь, в трущобах!

Я сжимаю руку Греты и указываю на эту лачугу.

— Давай попробуем постучать в этот дом, — предлагаю я.

Она видит окна и цветы, и ее брови удивленно ползут вверх.

— Я согласна. Давай, — кивает она.

Рука об руку, мы медленно подходим к крошечному домику и стучим в тонкую деревянную дверь.

Бен

Даже после того, как мы заехали на территорию цирка, никто из полицейских не проронил ни слова.

— Что мы здесь делаем? — снова и снова требовательно спрашиваю я, но они молчат и даже не смотрят в мою сторону.

Машина останавливается, и они выходят. Женщина-полицейский открывает мою дверь и крепко берет меня за руку.

Я грубо отталкиваю ее.

— Я никуда не пойду, пока вы не скажете мне, что происходит! — ору я.

К нам подходит другой мужчина в форме, силком вытаскивает меня из автомобиля и прижимает меня к капоту.

— Хочешь, чтобы мы надели на тебя наручники?

Я прекращаю сопротивляться и позволяю им провести меня через открытые турникеты в главный двор.

Здесь я оглядываюсь, ошеломленный представшим зрелищем.

Повсюду разбегаются аккуратные разноцветные дорожки, вдоль которых протянулись яркие цветущие клумбы. Здания разных оттенков сверкают свежей краской, прочные, возведенные на века.

Все это смотрится как улучшенная версия старого цирка. Как будто тот самый бродячий цирк приехал в Лондон, пару недель давал свои жуткие кровавые представления, а потом остался здесь на постоянной основе.