Шпага, честь и любовь

Вряд ли аэронавты успели заметить, что мелькнувшие на лесенке сапоги имеют оперение, а такая обувь не характерна для ламбрийской армии. Второй пилот вообще не обернулся и заподозрил нечто неладное, когда сидящий в левом кресле командир дёрнулся, захрипел и повалился вперёд, украсившись рукояткой кинжала, почему-то торчащей из затылка. Пилотов натаскивают быстро реагировать на происходящее вне аппарата, а не на ситуации в кабине, тем более — не обучают рукопашному бою.

Ворвавшийся в рубку тей был подготовлен иначе.

Ребристая рукоять револьвера описала короткую дугу и врезалась в висок ближайшего к нему ламбрийца с характерным треском, свидетельствующим: у того можно более не справляться о здоровье. Каблук незваного гостя влетел в голову другому члену экипажа, швырнув его на переборку. Стволы двух револьверов упёрлись в оставшегося пилота и вахтенного на штурвалах рулей высоты и направления. Только сейчас пилот рассмотрел ворвавшегося человека: стремительность движения превращала его в зелёную молнию.

— Жить хотите?

Важно задать вопрос по существу, не размениваясь на второстепенные частности.

— Рулевой! Не снимать руки со штурвалов. Чтобы я их видел постоянно. Передний, ты — кто?

— Второй пилот Тумбос…

Невысокий лысоватый лейтенант нервно сжал кулаки, лежавшие на рычагах.

— Не правильно. Нужно говорить: Тумбос, синьор.

— Да, синьор.

— Чтобы не было недоразумений. Я могу благополучно спуститься вниз без дирижабля. Вы — нет. Уяснили?

Зашевелился ударенный сапогом. Алекс добавил. Хрустнуло, голова мотнулась, шевеление прекратилось. Эта короткая экзекуция произвела на аэронавтов впечатление не меньшее, чем убийство первой пары. Они торопливо кивнули.

— Сколько ещё людей на борту, пилот?

— Вахтенный механик в топочном, шестеро отдыхают, один наверху.

— Наверху теперь пусто.

Эта новость не обрадовала. Тумбос сглотнул слюну и быстренько выразил покорность:

— Да, синьор.

— Сколько лёту до побережья?

— Вы убили штурмана… синьор.

— Я переживу потерю. Примерно?

— Пятьдесят-пятьдесят пять минут, синьор.

— Цель полета?

— Ночная бомбардировка Нирайна.

— Вот как? Гонять дирижабль через океан ради нескольких бомб? Тумбос, отвечай! Если разочаруешь меня, огорчу, — ствол качнулся в сторону трупа первого пилота, прозрачно намекая на возможную перспективу.

— Не… нет, синьор. Следующие бомбы мы должны взять с корабля.

Раньше ламбрийцы вроде бы не практиковали швартовку дирижаблей к пароходам — рискованно. Видать, что-то новое.

— Ясно. Так! Если предпочитаете сносные условия в плену, а не быструю смерть, слушайте. Рулевой выдерживает прежний курс. Через иллюминаторы видны звёзды. Если увижу, что поворачиваешь — ты не жилец.

— Да, синьор.

Даже сутулая спина выразила покорность. Если офицер прекратил сопротивление, куда уж простому сержанту.

— Тумбос идёт со мной в хвост. Но сначала приберёмся, замусорено у вас.

Не опуская ствол, Алекс обыскал покойников. Обратил внимание на хрупкое телосложение одного из них, с проломленным виском. Ба, у того лётные сапоги. Тей! У переборки закреплено его крыло. Благородный синьор — предатель? Немыслимо… Но с этим не время разбираться.

— Тумбос! Ко мне!

Уперев ствол в левую лопатку, обыскал и его, отобрав револьвер.

— Трупы — за борт!

Рулевой начал аккуратно вращать один из штурвалов.

— Что за инициатива?

— Вы приказали облегчить дирижабль за счёт сброса тел, — осторожно пояснил пилот. — Аппарат начал набирать высоту. Рулевой чуть опустил горизонтальные рули, удерживая двести пятьдесят. Если ещё облегчить…

— Придётся выпустить водород?

— Нет, синьор. Открутить вентили и повернуть тот рычаг. Часть газа из баллонетов будет нагнетаться в стальную ёмкость. Вместо него в объём внутри обшивки я подам обычный воздух.

Тей подумал, что сведения о вражеских дирижаблях, полученные им, крайне поверхностны. Представлял их конструкцию в виде мешка с водородом, внизу паровая машина как на локомотиве, пропеллер… На поверку вышло, что воздушный корабль, наверное, сложнее парового корвета.

— Тумбос, сейчас пойдём в кормовую часть гондолы.

Пилот с отчаяньем глянул на револьверы.

— Вы их тоже убьёте, синьор?

Тяжкий выбор — проводить врага, изготовившегося убить товарищей по экипажу, или кувыркнуться за борт.

— У тебя есть друг?

Ещё тяжелее. Выбрать, кому отправиться в последний путь, кому оставить шанс на выживание, даже в суровых условиях плена… Алексу не хотелось бы очутиться на его месте.

— У нас на борту есть девушка. Она — стрелок и кок. Если вы будете столь милосердны, синьор…

— Обещаю.

Он хотел было добавить, что слову благородного можно верить. Но передумал. Тей, переметнувшийся на сторону врага, перечёркивает любые представления о дворянском слове, достоинстве и чести.

— Без глупостей. Ты, если что, умрёшь первым.

— Да, синьор.

Алексу почудилась некоторая неискренность.