Шпага д'Артаньяна, или Год спустя

– Здравое рассуждение, – одобрил король, – пожалуй, так мы и поступим. Эх, д’Артаньян, а ведь год назад я почти совсем было собрался арестовать его и уже готовился отдать приказ де Лозену… Вообразите только: он тогда, совсем как сегодня, осмелился грозить мне всевозможными карами за вторжение во Фландрию. Я, слава богу, сдержался, поступил по-своему и, в немалой степени благодаря вам, победил. Он, однако, ни на секунду не переставал брюзжать о расплате за грехи, как будто мало мне Салиньяка. Нет, чёрт подери, Кольбер ещё хуже Фуке: тот хоть почти никогда не возражал, а просто отсыпал деньги, если требовалось, да ещё и с лихвой. Решено, капитан: поступите с этим точно так же, как ваш отец поступил с тем, другим. Но будьте бдительны: Фуке в своё время едва не ускользнул от маршала.

– Будьте покойны, государь, – нарочито размеренно отвечал д’Артаньян, – я постараюсь не повторять отцовских ошибок. Уверен, что и господин Кольбер не повторит главной ошибки суперинтенданта Фуке.

Надо было видеть, как изменился в лице король:

– Что… что такое, сударь? – выдавил он, тяжело дыша. – Что вы имеете в виду, граф?..

Д’Артаньян предоставил Людовику XIV возможность подольше побыть наедине со своими призраками, прежде чем пояснить:

– Ну, как же, я уверен, что господин Кольбер не предпримет попытки к бегству.

– А-а…

– Итак, я буду иметь честь арестовать его до зари, государь, – подытожил мушкетёр.

– Действуйте, капитан, – слабым голосом отозвался король, – пока же… можете располагать своим временем.

Д’Артаньяну не было нужды дважды повторять подобные вещи. Поклонившись, он вышел из кабинета, оставив короля перед огромной картой провинции Франш-Конте.

XLV. Людовик XIV и Мария-Терезия Австрийская

Появление слуги с поручением от королевы отвлекло Людовика XIV от безрадостных раздумий. Одарив его высочайшей улыбкой, король спросил:

– Что угодно её величеству?

– Государыня изъявила желание увидеться с вашим величеством, как только представится возможность.

Король кивнул, отпуская слугу. Затем велел пригласить графа де Сент-Эньяна. Королевский Меркурий вполне оправдал свой неофициальный титул, примчавшись почти сразу: он как раз был неподалёку, обсуждая с Маниканом будущую помолвку Пегилена, весть о которой, благодаря врождённой скромности последнего, уже распространилась по всему Версалю.

– Сент-Эньян, меня зовёт королева, – тревожно обратился король к адъютанту.

Фаворит всем своим видом выказал благоговейное изумление, плавно перетекающее в недоумение по поводу того, при чём тут, собственно, он.

– Зачем, как ты думаешь? – разрешил его сомнения Людовик.

Вопрос требовал немедленного ответа, несмотря на то, что был обращён несколько не по адресу. И Сент-Эньян ответил:

– Смею предположить, государь, что это как-то связано с начавшейся кампанией.

– Так, так…

– Вполне вероятно, что её величество намеревается привести какие-то аргументы… – придворный говорил медленно, с трудом подбирая слова, – аргументы, призванные повлиять на решения вашего величества.

– Вроде аргументов господина Кольбера? – презрительно уточнил король.

Трогательное выражение неосведомлённости на лице адъютанта умилило Людовика.

– Так ты ничего ещё не знаешь? Надо же, а ведь с тех пор едва ли не час минул… Ну да ладно… так ты полагаешь?..

– Ах, государь, но ведь всякое может быть, – Сент-Эньян позволил себе улыбнуться, – возможно, её величеству просто вздумалось пожелать вам доброго дня.

– Сугубо сомнительно, граф, – не принял король тона фаворита, заставив того прикусить язык, – тут что-то другое.

– Думаю, – серьёзно заметил адъютант его величества, – что существует единственный способ узнать это.

– Какой?

– Пойти к королеве, – пояснил Сент-Эньян.

– Ты прав, – помрачнел король, – хотя и не хочется: утро и так не из лучших.

Фаворит никак не отреагировал на это заявление, хотя, разумеется, сенсационная новость о дерзости суперинтенданта была уже известна всем и каждому, а Сент-Эньяну – в первую очередь. Король же встал из-за стола, придирчиво оглядел себя в зеркале и, видимо оставшись доволен проделанным наблюдением, направился в покои супруги. Мария-Терезия Австрийская встретила мужа в том же кресле, в котором ночью принимала генерала иезуитского ордена. Поцеловав ей руку, Людовик удобно устроился на софе.

– Итак, я здесь, сударыня, – настороженно приступил он, – чему обязан счастьем вашего приглашения?

– В воле вашего величества не дожидаться особых приглашений, чтобы навещать меня, – молвила королева.

Монарх стиснул зубы, поняв, что предстоит, по всей видимости, одна из тех редких семейных сцен, которые он терпеть не мог и которым предпочитал столкновения на политической почве. Стремясь направить раздражение супруги в это более привычное и приемлемое русло, он огласил восхитительное оправдание:

– Ваше величество, наверное, лучше поймёте мотивы моей невнимательности, если я скажу, что сейчас все мои помыслы и все моё время занимает война.