Шпага Софийского дома (Новгородская сага - 1)

Узнав Гришаню, тот благосклонно выслушал Олега, заявив, что Спиридон Кривой уже ждет пыток в порубе, а что касаемо Тимохи Рыси, то - не пойман, не вор... К тому же Тонька-Зараза оказалось беглой холопкой, прижившейся у фишовского смерда Емельки Плюгавого, известного тихвинского сутенера. Так что предстояло еще выяснить ее хозяина да выспроить, что он хочет за порчу своей вещи - холопки Тоньки. А пока хозяин не найден, вскорости и Спиридона придется выпустить, предварительно для порядку пытав, а за что его держать в порубе, даже если он и признается в чем, - терпильца-то нет!

Даа... законы... Впрочем, как и там, дома. Попробуй-ка без терпилы-то.

Олег Иваныч покачал головой и поклялся сделать все, чтобы наказать убийцу. В том, что подобную гнусность сотворил именно Тимоха Рысь, он не сомневался.

Вечер выдался тихим, благостным. По бархатно-золотистому небу медленно плыли прозрачные невесомые облака, подсвеченные снизу оранжевым заходящим солнцем, в вересковых кустах у ограды двора отца Филофея заливисто свистел соловей.

- Эк, как выводит, собака! Казалось бы - совсем неприметная птаха, а вот, поди ж ты... - сидевший у подоконника Гришаня аж прослезился от удовольствия.

- Поистине, райская услада, - согласно кивнул вошедший в горницу отец Филофей и протянул смурно сидевшему на лавке Олегу кусок бересты с костяным стержнем.

- Вот те писало, как просил.

Кивком головы поблагодарив хозяина, майор быстро набросал на специально выделанной берестяной коре пару строк крупными печатными буквами. Тщательно свернул кору в трубочку, перевязав крепкой вощеной нитью, позвал Гришаню:

- Знаешь, где богомольцев двор?

Тот кивнул.

- Летаху! Не в службу, а в дружбу... Передашь боярыне Софье!

В светелке жарко горели свечи, их трепещущее желтое пламя отражалось в окладах икон, пахло благовониями и топленым жиром. Упав на колени перед иконой, истово молилась боярыня Софья. Черные одежды ее распластались по выскобленному дощатому полу, словно крылья раненой птицы. Вот уже второй год не было у нее ни убитого москвитянами мужа, ни деток, унесенных лихоманкой. Второй год боярыня собиралась принять монашеский постриг, лишь желание закончить дела сдерживали ее - мечтала поставить часовню на перекрестке дорог, и отец Филофей обещал помочь ей в этом богоугодном деле. Чуть слышно скрипнула дверь...

- Матушка!

- Чего тебе, Никодим?

- Послание тобе малец принес.

- Что за малец?

- Убег уже.

Дрожащими руками боярыня развернула бересту...

"Любезная госпожа Софья! Опасайся разбойника Тимохи Рыся и его банды. Когда отправишься в путь, усиль охрану, и пусть тебе будет удача. Друг".

Любезная госпожа... Давно ее так никто не называл. Кроме разве что отвергнутого любовника боярина Ставра. Но это не Ставр, нет, да и откуда ему здесь взяться? Записка написана как-то странно, не совсем по-русски, видно, писал иностранец, свей или немец... а "банда" - вообще фряжское слово. Фрязин? Миланец, генуэзец или венецианский гость? А может быть, он из Кафы? Да, скорее всего, из Кафы, прибыл с московскими купцами.

- Никодим!

Верный слуга бросился в горницу.

- Пойдешь в ряды, узнаешь, нет ли средь купцов фрязина или немца. Да смотри у меня, как в прошлый раз, не упейся, а то живо батогов отведаешь!

- Как можно, матушка! В точности все исполню.

Софья подошла к окну, провожая бегущего слугу задумчивым взглядом. Жаль, что этот неведомый друг фрязин или немец. Был бы лучше новгородец... красивый, высокий, с русой кудрявой бородкой, с глазами цвета свейской стали, как у того, что был тогда в церкви. О, Боже, что за грешные мысли.

Упав на пол, боярыня вновь принялась молиться.

Красива была боярыня Софья. Красива, умна, образованна, да еще и богата. Только вот счастья у нее не было.

Хороши были струги костромского купца Ивана, крепкие, вместительные, на веслах и под парусом ходкие. Вез Иван в Новгород воск да рыбу соленую осетров волжских, что царь-рыбой прозваны. Окромя этого были на стругах и бочки с медом, большие, пузатые, какие называют беременными, и мед в них был сладок, вязок и душист. Солидную прибыль сулили Ивану товары его. Хоть и не торговал сейчас Новгород с ганзейцами, однако сведущие люди сказывали, на воск да мед купец всегда найдется, не ганзейцы, так свей иль орденские немцы, да еще про голландцев с англичанами слухи ходили... Правда, Иван этим слухам не очень-то верил - уж больно сильна Ганза, вендские купцы ни за что голландцев к Новгороду не пустят... хотя, может, какой шальной кораблишко и прорвется через Зундский пролив.

- Чего с ганзейцами-то не поделили? - возлежа на небольшой площадке на корме, интересовался Иван у Гришани. - Ни им не выгодно, ни нам, ни самим новгородцам...