Шпага Софийского дома (Новгородская сага - 1)

В ту ночь Олегу Иванычу было особенно грустно. Вспомнились вдруг старые друзья - коллеги: Колька Востриков, Игорек Рощин и прочие. Хорошо они тогда с Игорем рыбку половили! А на мотоцикле как гоняли? То есть в смысле гонял-то Рощин, Олег в колясочке сидел скромненько, что, принимая во внимание стиль рощинский езды, - уже само по себе подвигом было немалым. Интересно, повесил ли Востриков карниз в кабинете или нет? Скорее всего нет... И что с делами Олеговыми? Сейчас бы уже вернулся в Питер, закатились бы в кабак, с тем же Востриковым, оттянулись бы по полной программе. Если бы... если бы... А с другой стороны: все здесь, в Новгороде, хорошо, вот только в порубе плохо... ну, ведь не вечно тут сидеть, кто знает... Кто знает? А кто посадил - тот и знает! Пимен-ключник, черт чернявый! Ладно, черт с ним, с Пименом, найдется в конце концов и на него управа... Выберемся из передряги - не из таких выбирались. Интересно, что же Гришаня никак не действует? Видно, не сообщил ему Иван Костромич, не до того было или не дали. Что ж теперь - сгнить здесь?

Сон что-то никак не шел - может, на нервной почве бессонница, а может, не фиг было днем дрыхнуть. Олег Иваныч тихонько матюгнулся и попытался думать о чем-нибудь приятном. Например, о боярыне Софье. О волосах ее, словно лен светлых, о глазах золотисто-карих. А что, если сватов заслать? Нет... Вдруг откажет? Хоть Олег Иваныч и при должности, да все ж не боярин не ровня старинному роду Заволоцких. Но, правду сказать, должность у Олега не маленькая, хоть и незаметная, да важная... и не только для Феофилакта-игумна важная, но и для Новгорода, Господина Великого. Другой вопрос - богат Олег Иваныч иль беден? Вроде бы не беден - вон какую шпагу справил, дорогущую, и жалованье у него приличное... а с другой стороны взять - и не богат вовсе - ни палат каменных, ни теремов, ни амбаров. Даже деревеньки какой завалящей - и то нет! Усадьба на Славне, слуги - не его, Феофилактовы.

Олег Иваныч вздохнул. Тяжело вздохнул, с горечью душевной. По всему выходило - рановато ему еще Софью-боярыню сватать, сперва на жизнь заработать надо. Взяток, что ли, побрать? Так не дают, ироды! Эх, Софья, Софья... Хороша боярыня, да не про Олегову честь. Не то что сватов - эк, размечтался - но и так, в гости зайти, и то совестно - зачем, скажет, приперся? Чего такого надобно? А насчет богатства - так это, в общем-то, дело наживное... Можно ведь, при известном старании, и в бояре пробиться, а там... А там - как Софья... А вдруг - не захочет?

Тьфу! Не мысли у Олега Иваныча были - одно расстройство.

Не знал он, не ведал, что в светлом тереме на улице Прусской не спала сейчас и Софья. Ворочалась на широком ложе, встала - простоволосая - вышла босиком в сени, дверь на крыльцо распахнула, вдыхала полной грудью свежий ночной воздух. Соловей пел-заливался в кустах, за оградой квакали лягухи. Боярыня попила в сенях квасу, оставила дверь приоткрытой, улеглась снова. Нет, не спалось ей. Вспомнила, как боярин Ставр недавно присылал людей. Велела прогнать со двора. Красив, спору нет, боярин, и богат, и роду знатного, - но не люб он Софье, не люб, и все тут! А она, боярыня Софья, свободная новгородская гражданка, не какая-нибудь забитая московитка, которую силком замуж выдают - есть у варваров-московитов такой обычай, о том слыхала Софья. Ну, Новгород не Москва - покуда свободна - ни за что не пойдет за нелюбого. Боярин Ставр... Красив, статен, бородка аккуратно подстрижена, нос с горбинкой, породистый, глаза... а вот глаза оловянные, словно неживые. И мстителен, сказывают, мстителен и злопамятен, ну на это Софье наплевать и забыть - станет она еще кого бояться, у самой и людей и злата станется. Правда, насчет злата... Не так уж и много было его у боярыни. Зато - гордости много, хоть и грех это. Строга боярыня Софья, и торг вести может умело, и управительница хоть куда, слуги да холопы дворовые единого взгляда слушаются, о том не зная, что госпожа их властная - женщина все же, и, как любой женщине, хочется ей опереться на мужское плечо, выказать всю свою мягкость да нежность, как бывало мужу покойному выказывала, жаль, столь мало пожили... а вдруг... вдруг найдется еще мужчина, которого сможет она полюбить без оглядки, бросить всю себя, словно в омут, отдаться новой любви своей яростно и страстно, как уже было когда-то? Да было ли? Да нет, было... все было: и ночи, любовного огня полные, и жаркие объятия... И может, будет еще все? Ведь не такая она и старая - тридцати нет. Представилось вдруг Софье - словно возлежит она снова на жарком ложе, обнаженная, красивая, страстная, и ласкают ее сильные мужские руки, глубоко и нежно... нет, не о покойном муже воспоминание то было, хоть и любила его когда-то боярыня... не о нем... Грезился ей тот самый мужчина. С родинкой на левой щеке, с глазами, как волховская вода...

Господи, прости меня, грешную!

Вся в холодному поту, спрыгнула с ложа боярыня! Бросилась на колени перед киотом, молилась страстно... попутал бес - согрешила в мыслях... Прости, Господи!