Шпана и первая любовь 1

Он разлепил веки и, завидев Монро, недовольно что-то пробурчал. Находясь во временной прострации, начал глазами искать носки. Изобразив плевок, когда взгляд отыскал носки, сбившиеся на немытых ступнях, Димка неохотно и раздражённо вскочил с постели. Надел брюки и проверил карманы: нет ножа. Он покрутил в пальцах грязный платок, кинул в ведро под рукомойником. Про выкидуху у бабки спрашивать не стал: вряд ли возьмёт.

– Наверное, вчера где-то посеял, – проворчал Жаворонок с сожалением в голосе, придав лицу измученный вид. Схватил с подоконника трёхлитровую банку кваса и жадно, проливая на пузо, опустошил до половины. Тяжело дыша, вытер губы рукавом рубахи. Самочувствие вроде как улучшалось.

– Полиночка, может быть, покушаете? – Михайловна не сводила глаз с внука.

Жаворонок сидел на узкой скамье и дёргано натягивал кроссовки, рубаха неряшливо торчала из-под короткой ветровки.

Недовольный, не сказав ни одного слова бабушке, он вскочил на ноги и пинком распахнул входную дверь, вытолкал на улицу Полину и вышел сам. В лицо ударила прохлада.

– Блин, где же нож оставил?

***

На площадке вокруг городского бассейна со стороны железнодорожной насыпи, куда так нетерпеливо тянула Монро, находилась широкая лавка с высокой спинкой. В мае лавок было шесть. Жаворонок сломал остальные, создав более-менее уединённое местечко. Большинство ночей лета они провели на этом месте за пьяными, редко трезвыми, но разгорячёнными разговорами. Поцелуям и ласкам было не счесть числа. Они дурачились и бесились, громко смеялись под проливными дождями и грозами, играли в догонялки, мокрые и счастливые заваливались на лавку, утомляли тела необузданной страстью.

Жаворонок обвёл взглядом территорию бассейна: неплохо провели время. Тёмно-зелёная вода огромным глазом выказывала небу мрачное уныние. Поднялся ветер, казалось, он пронизывал ветровку вместе с костями. Димка поёжился. Кусты под натиском ветра скидывали листья и били о землю. Тоска. Тошнотворный спазм застрял в горле, будто вандалы напакостили и ретиво слиняли, захлёбываясь гоготом.

Жаворонок сплюнул на песок под ногами.

В середине августа под тумбами всплыл утопленник с парой дырок от ножа под рёбрами. И так каждое лето. Один-два – обязательно. Тела всегда синие от наколок.

Монро сидела на коленях Жаворонка. От мыслей про трупы он вздрогнул, прижался к шелестящей куртке Полины, постарался спрятаться от холодного разгулявшегося ветра. Сидели молча, задумчивыми лицами касались ночи. Редко перекидывались фразами, изредка целовались взасос. Димке казалось, что сейчас задохнётся и, к негодованию подруги, резко отрывал губы от её рта, отворачивал лицо. И вообще – опостылела. Жаворонок уловил собственную мысль, что Монро ему прилично поднадоела: разонравилась, расползлась как молодая свинка.

Небо заволокло чёрными тучами и, казалось, улица темнотой поглотит неприкаянных. Свет единственного неразбитого фонаря возле железнодорожной линии слабо освещал силуэты парочки. Полина принялась рассуждать о замужестве, о семье, о детях – что раньше за ней не замечалось.

Жаворонок, состроив кислое лицо, левой ладонью мял под курткой упругие груди Монро, правую – спрятал от ветра под юбку. Он не понимал – к чему Полина несёт весь этот бред. И вообще – он ещё, типа, подросток и слушать рассуждения совершеннолетней девки ему как-то было не в надобность. И если нашла или приметила кого-то и хочет с ним серьёзных отношений, то всегда пожалуйста. Жаворонок пожал плечами, губы расползлись в кривой ухмылке с примесью лёгкого презрения: «Никто не против. Молоко выпито, шкура снята, а мясо съедено. Давно пора сменить пластинку. Слишком заездил».

Пока Монро рассуждала, Жаворонок развернул её к себе спиной, поставил коленями на песок возле лавки. Задрал юбку и резким движением приспустил трусики. Полина продолжала говорить, не обращая внимания, что ею вертят будто куклой, и замолчала, томно охнув в момент, когда Жаворонок начал «грешить».

Димке не хотелось долго гулять. Закончив любовь – этим словом Полина называла интим и научила его также выражаться, – Жаворонок предложил закончить прогулку, сославшись на то, что после вчерашней гулянки как-то не по себе, плохо и муторно на душе и в теле.

– И это на сегодня всё? – искренне удивилась Монро. – Жаворонок, что с тобой? На тебя как-то не похоже.

– Хочешь, обижайся, – Димка, будучи на полголовы выше Полины, смотрел исподлобья, – но сегодня я пас. – Он прищурил один глаз, сильно искривил губы, показывая, что ему очень плохо.

Полина беззвучно усмехнулась над его гримасой и поцеловала в губы.

– Не обижусь, ты же знаешь.

Жаворонок и Монро обнялись, направились к железнодорожному переезду, огибая по тропинке бетонный забор стадиона. Через десять минут они подошли к пятиэтажке, где жила Полина. Целый час она не отпускала Димку, зацеловывала возле своего подъезда. Жаворонку надоело терпеть пыточные лобызания. Он заметил, что Монро нервничает в замешательстве, словно хочет что-то сообщить, но не решается.