Шпана на вес золота

Смастерили лестницу из двух молодых стволов, навязали бечевкой ступени. Старик, отодвинув в сторону горящего любопытством Яшку – «Рано тебе еще во тьму кромешную», – с неожиданной сноровкой принялся спускаться в лаз. Фонарь при этом держал на вытянутой кверху руке.

Спустившись на пол – замощенный и плотный, – Михаил приспособил фонарь на одну из последних перекладин лестницы так, чтобы его свет мешал увидеть сверху то, что делается внизу.

– Теперь подсолим рудничок, – он вывалил из карманов заранее прихваченные мелочи: полподсвечника, обломок чугунного литья, статуэтку безрукой Венерки, пепельницу в виде тошнящей рыбы, монетки пустяковые – и распинал их по углам, – это деточкам на подарочки. Для меня будет что-нибудь?

Он достал из-за пазухи потайной фонарь, зажег – яркий свет немедленно заметался по поблекшим надписям, нанесенным белым по трафарету: «Хрупкое», «Не кантовать». Фонарь запрыгал в руке, дыхание перехватило:

– Аж в зобу сперло, – пробормотал Михаил, пытаясь унять дрожь, – нашел. Нашел… за ноги вашу мамашу, ей-богу…

Титаническим усилием воли он заставил себя успокоиться и осмотреть помещение. Что это было изначально: подвал, подземный ход или колодец непопираемый, – сказать было трудно. Возможно, что и остатки более древнего сооружения. Плотная кладка стен, потолок – кирпичная сфера, которая выдержала и бомбежку, и пожар, частично спасовала лишь потому, что когда-то какой-то строитель на каком-то ряду вдруг решил, что сойдет и так. Именно его стараниями просел, а потом и обрушился фрагмент кладки, открыв тайну второго входа в подземелье.

Вдоль стен располагался ряд ящиков. Михаил без труда узнал те, из горящего вагона, – наспех сколоченные, но добротные, ребристые, перехваченные полосами жести. Некоторые, помимо надписей на боках, имели и сохранившиеся бумажные наклейки.

Расправив одну из них, Михаил увидел чуть поблекший, но по-прежнему четкий фиолетовый штамп «Наркомпрос РСФСР». Скривившись, оборвал бумагу везде, где она была, скомкал, собрался брезгливо отбросить в темень. И тут увидел такое, отчего схватился за сердце.

Михаил как во сне простер руки к чемодану, гладил стальные накладки, тускло блестящие уголки, ощупывал замки, целовал вишневый бок, на котором проступали буквы «…И. В…енский», выведенные от руки потрескавшейся и потому осыпающейся белой краской.

Дрожащими пальцами он расправил обрывок пожелтевшей бумажной наклейки с печатным словом «Накладная» и рукописным адресом.

Упав на колени, он судорожно отщелкнул замки – как сухо было в тайнике, даже не закисли. Медленно, едва дыша, поднял крышку: «Не тронуто, даже не открыто. Как упаковал тогда, в сорок первом. Нашел. Нашел. Нашел!»

Происходящее дальше помнил смутно. Точно помешанный, шарил в стружке, разрывая оберточную бумагу. Одна за другой перед глазами запрыгали золотыми зайчиками до боли знакомые бесценные вещи – пряжки и браслеты, ожерелья, гривны, фигурки всадников, оленей, терзаемых и не терзаемых львами.

– Где же, где?.. – бормотал он исступленно.

Все это было ценно, но не то, не то…

Вот оно!

Михаил дернул бечевку, разодрал несколько слоев вощеной бумаги: тускло засияло золото рыбьих боков, заплясали в свете фонаря странные фигуры: головы баранов, рыбочеловеки, львы, кабаны…

Он поцеловал находку, потом прижал ко лбу, потом вообще отложил в сторону, отошел в темноту, прижался лбом к стене – он понял, что находится на грани помешательства, что прямо сейчас рискует или свихнуться, или помереть от разрыва сердца.

Поднял мокрые глаза, быстро перекрестился, с великим трудом пришел в себя.

Скрючившись обратно, уже как дед Лука позвал подручных:

– Спускайтесь, коли хотите.

Пацаны осторожно спустились. Он, чуть усмехаясь, смотрел, как заблестели у них глаза при виде пустяшных разбросанных чушек. Оборванцы радостно подбирали безделушки, терли о рукава, вертели в руках. Дав им порезвиться, Михаил не без сожаления призвал к порядку:

– Давайте выбираться. А вообще – порадовались, и будя, теперь накрепко запомните: наверху обязательно кто-то должен быть, поклажу принять, лестницу подержать. Так что ать-два наверх.

Обретенный чемодан Михаил из рук не выпускал, держал крепко, хотя выбираться из подземелья с ним было неловко.

Работнички дивились на свои «сокровища», ухая и шлепая себя по тощим ляжкам.

А он хвалил:

– Молодцы, ребятушки, молодцы, недаром трудились.

Вручив огольцам по четвертному – пусть их, заслужили, благодушно призвал к порядку:

– Порадовались, и хватит. Ящички, сами видели, крупные, в этот лаз не пройдут. Расширьте так, чтобы можно было спокойно вынести.

Анчутка кивнул осознанно, Пельмень – нет. Лично у него перед глазами стояли, подмигивая, блестящие черненькие кирзачи.