Шпандау: Тайный дневник

— Как это получается, что вы всегда в курсе последних новостей? Кто вам рассказывает?

Я даю ему проверенный ответ:

— В данном случае вы сами, не помните?

У него тоже совесть нечиста, так как иногда он сообщает нам новости.

14 октября 1952 года. Мы все переругались из-за света. Каждый хочет что-то свое. Дёниц, Нейрат, Гесс и я против предложения Шираха вкрутить слабую синюю лампочку, потому что в этом случае мы больше не сможем читать. Жаркий спор. Функ отходит на десять шагов и начинает поносить Нейрата, а потом и всех нас. Когда он переходит на вульгарные эпитеты, я кричу в ответ: «Вы выражаетесь, как водитель грузовика!» Он уходит. Первая подобная сцена за семь лет, и что еще хуже, в присутствии охранника.

15 октября 1952 года. Вернувшись после работы в саду, Мы Узнаем, что электрик заменил одну из двухсотваттных лампочек лампочкой на сорок ватт. Поскольку осветительный прибор установлен на высоте трех метров и из соображений безопасности защищен армированным стеклом, света стало значительно меньше. Гесс возмущен:

— Это бесчеловечно! Я должен портить зрение?

22 октября 1952 года. Донахью наконец-то удалось тайком пронести журнал с последними моделями самолетов, который я давно хотел посмотреть. К моему великому удивлению, с 1945 года в области самолетов-истребителей не было произведено ничего принципиально нового. Я вспоминаю проект «летающее крыло» фон Липпиша, который так поразил американцев в Кранцберге; сейчас его строят британцы в форме четырехмоторного реактивного бомбардировщика. В январе 1945-го я обсуждал возможности сверхзвукового самолета с Мессершмитгом. По его мнению, наши технические достижения вплотную приблизили нас к строительству такого самолета. Теперь я читаю, что самолеты развивают скорость до двух тысяч двухсот километров в час. После того разговора прошло уже семь лет. Странное чувство: сижу здесь, в своей камере, и неожиданно встречаюсь со старыми проектами. Я годами носился с ними, как с писаной торбой, а теперь их реализуют другие люди. До сих пор помню, как я — когда же это было? — разговаривал с пилотом Мессершмитга-163 на испытательном аэродроме в Рехлине; в своем рапорте он отметил сильную тряску фюзеляжа в момент приближения к звуковому барьеру.

Еще больше меня будоражат фотографии и отчеты по британской «Комете», с которой начинается эра пассажирских реактивных самолетов. Весной 1945-го я мечтал совершить первый полет на реактивном самолете. Ме-262 должен был перевезти меня из Берлина в Эссен. Но генерал Галланд, командующий истребительной эскадры, отменил эксперимент из соображений безопасности.

Больше я никогда не слышал о Феликсе Ванкеле. В то время он работал над роторным двигателем, и я обеспечивал его средствами и материалами, потому что некоторые специалисты возлагали большие надежды на этот двигатель.

В Нюрнберге я говорил о дьявольских аспектах технологии и горевал по поводу странного поворота в моей жизни, когда я перешел из идеального мира искусства в мир технологий. Я все стремился вернуться к архитектуре. Но сейчас этот журнал пробудил воспоминания о том периоде моей жизни, и меня вновь охватило чувство восторга. Честно говоря, должен признаться, что новые архитектурные журналы, которые, в общем-то, весьма однообразны, не вызывают во мне подобных эмоций.

23 октября 1952 года. Эбурн, толстый добродушный англичанин, пообещал принести мне сегодняшний номер «Тайм». Хочу спокойно почитать журнал, поэтому решил не выходить в сад, притворившись простуженным. Во время дневного обхода французский врач предлагает китайский метод лечения. «Я на несколько минут вставлю золотую иголку в вену на правой руке, и простуда пройдет».

Позапрошлой ночью меня разбудил Гурьев, который раза четыре включал и выключал свет каждые пятнадцать минут. Пока Гурьев дежурил у ворот, я пожаловался Террею, и Террей любезно написал рапорт директорам. Сегодня он рассказал мне, что Гурьев подал встречный рапорт, в котором заявил, что начальник французской охраны высказал свое замечание, будучи в свитере и тапочках. «Приказы не являются официальными, если их отдает человек, одетый не по форме», — утверждает Гурьев.

24 октября 1952 года. Через сутки я объявил, что простуда прошла. Врач доволен своей акупунктурой.

В ходе войны за освещение появились перемены к лучшему. Вчера из Ганновера приехал британский окулист в звании подполковника, проверил освещение и бросил: «Что и следовало доказать». Днем Террей тайком поменял лампочки. «Только не показывайте радости, даже перед другими охранниками. Три западных директора дали негласное разрешение».