Шпандау: Тайный дневник

— Увидимся на совещании, — холодно отвечает англичанин.

В официальном письме Дёницу его жена пишет, что ее принял папа римский. Он был приветлив и отнесся к ней с сочувствием. Это известие вызвало у Дёница душевный подъем. Несколько лет назад дочь Нейрата встречалась с папой, а фрау Функ — с архиепископом Кельнским. Началось настоящее паломничество, хотя все мы протестанты. Я рад, что моя жена не отправилась на прием к папе.

22 декабря 1952 года. Сегодня Ковпак проявляет излишнюю бдительность. Дважды безуспешно пытался передать свои записи. Придется оставить их у себя на ночь. А в последнее время я много писал. Болтливое Рождество!

23 декабря 1952 года. На этот раз получилось. Утром отправил все свои записи.

Днем враждебно настроенный Гурьев осмотрел карманы Нейрата. С торжествующим видом он достал два маленьких кусочка шоколада. С тех пор как несколько месяцев назад обнаружили шарик конского навоза, сегодня впервые что-то нашли при обыске. Я тут же избавился от балласта: несколько листов бумаги смыты водой в туалете. Но нас не обыскивали.

Сразу после этого явился советский директор Андреев с переводчиком, чтобы допросить Нейрата, пока заключенный еще не отошел от потрясения. Но Нейрат спокойно заявляет:

— Шоколад? Я нашел его на своем столе, когда вернулся из сада. Решил, что это из моей рождественской посылки.

Новый английский директор, явно не в духе, входит в коридор. Он так громко отчитывает довольного Гурьева, что мы все его слышим.

— Что вы стоите руки в карманах? Кто вам позволил курить в присутствии офицера? Как вы себя ведете? Вы меня поняли? Я хочу поговорить с заключенными один на один. Убирайтесь.

— Как мало нам теперь надо. Мы радуемся, когда офицер ведет себя, как подобает офицеру, — комментирует Дёниц.

1 января 1953 года. Проснулся в полночь, думал о жене, детях, друзьях. Знаю, что в эту же минуту они тоже думают обо мне. Через открытое окно доносятся звуки выстрелов, крики и звон колоколов. Старый год кончился.

Утром приветливо поздравляем друг друга в умывальной. Ширах и Редер впервые за долгое время пожимают мне руку и желают всего хорошего.

— Что вы ждете от нового года? — спрашивает Ширах.

— Я принял твердое решение никогда не раздражаться, — отвечаю я.

— Правда? — в изумлении говорит Гесс. — А я уже не раздражаюсь. — У него растерянный вид.

Входит начальник французской охраны и, несмотря на дефект речи, торжественно произносит:

— Желаю, чтобы стены тюрьмы рухнули в этом году.

Другие западные охранники на удивление дружелюбно желают скорейшего окончания нашего заключения.

7 января 1953 года. Последние несколько дней майор Бресар безуспешно пытается выяснить, кто дал Нейрату шоколад. Говорят, он даже приказал обыскать мусорные контейнеры в надежде найти обертку от шоколада. Сегодня четыре директора провели специальное совещание по этому вопросу. На допрос вызвали, как нам сказали, десять свидетелей, которым пришлось ждать в приемной от двух до шести часов. Среди них — русский, обнаруживший шоколад. Он сидел один в углу, товарищи его бойкотировали; отчасти потому, что из-за него они потеряли полдня, а отчасти потому, что, по их общему мнению, Нейрат, почти восьмидесятилетний старик, имеет право на шоколад. Вечером британский директор объявляет правонарушителю приговор: «Совещание приняло решение не подвергать вас наказанию за то, что вы взяли шоколад. Но вам выносится предупреждение, потому что вы не отдали его первому же охраннику, как только нашли его».

20 января 1953 года. «Шоколадное дело» напугало многих охранников; на несколько дней источники информации иссякли. Но сейчас снова начинают поступать новости.

И сразу поднимается волнение. Функ рассказывает нам в саду:

— Недавно раскрыли заговор. Говорят, Скорцени, человек, освободивший Муссолини, хотел выкрасть нас с помощью двух вертолетов и сотни человек. Одновременно они собирались устроить путч. Мы все должны были войти в новое правительство, возглавляемое Дёницем как преемником Гитлера. Британская разведка арестовала Наумана, заместителя Геббельса, бывшего пресс-секретаря Зундермана и гауляйтера Шееля. Об этом кричат все газеты.

По-видимому, Дёниц хотел скрыть от меня эту новость.

— Но я невольно услышал ваш недавний разговор с американцем, — говорю я. — Судя по тому, что я слышал, вы — номер один в новом правительстве рейха…

Он взволнованно перебивает меня:

— Какая чепуха. Им следует выпустить меня отсюда, тогда я смогу сделать заявление, что не имею к этому никакого отношения. Я осудил систему Гитлера, и я никогда не имел ничего общего с такими людьми СС, как Скорцени. — Короткая пауза. — Но я до сих пор остаюсь законным главой государства и останусь им. До самой смерти!

Я изображаю удивление.

— Но страной давно руководит другой человек. Они же выбрали Хойса.