— Прошу прощения, — настаивает Дёниц. — Его поставили во главе государства под давлением оккупационных сил. Пока всем политическим партиям, включая национал-социалистов, не позволят действовать, и пока они не выберут кого-то другого, я остаюсь законным руководителем. Ничто не может это изменить. Даже если бы я сам захотел.
Пробую его убедить:
— На вашем месте я бы отказался от своих прав.
Дёниц качает головой, приходя в отчаяние от такого непонимания.
— Вы просто не хотите понять. Даже если бы я снял с себя полномочия, я бы все равно остался главой государства, потому что не могу уйти, пока не назначу преемника.
Я продолжаю стоять на своем.
— Но даже императоры и короли отрекались от престола после революции.
Дёниц меня поправляет:
— Они всегда назначали преемника. Иначе их отречение не имело бы законной силы.
Я разыгрываю козырную карту.
— В таком случае вам повезло, что наследный принц умер. А то вас было бы трое. — Внезапно мне приходит в голову, что принц Людвиг-Фердинанд еще жив, и я спрашиваю: — Расскажите, какое соглашение вы заключили в 1945-м с главой дома Гогенцоллернов?
— Он одержим этой идеей, — пожимая плечами, вставляет Нейрат.
Когда мы красили его в последний раз? Не помню, все годы перепутались у меня в голове. Мы сразу взялись за работу и начали с побелки потолка. Как же сильно человек стремится быть полезным. Директора достали краскопульт. Дёниц и Ширах качают насос, а я направляю агрегат на потолок. Русский директор с интересом наблюдает. Но краска не распыляется. Я откручиваю засорившийся распылитель, и поток известкового раствора заливает мне лицо. Впервые вижу, чтобы русский директор смеялся в голос. Разозлившись, будто бы из-за поломки, я направил струю в вестибюль. Все разбежались, в том числе и директор. Распылитель сразу же снова засорился. Стоя на стремянке, я крикнул Дёницу:
— Сделайте более жидкий раствор. Добавьте воды в ведро.
После этого покраска доставляет одно удовольствие.
Через несколько часов вестибюль готов. В прошлые годы я несколько недель работал кистью.
Но когда через некоторое время я смотрю на подсохший потолок, оказывается, что он покрыт бледно-серой пылью. Дёниц налил слишком много воды в известку.
5
6
— Ой, что это за цвет? Он же не серый, да?
Подтверждаю, что нет.
Он беспокоится:
— Ой, только не меняйте цвет! Знаете, американский директор выбрал цвет линкора. Не делайте этого.
Он говорит слезливым голосом, как с ребенком, которого надо успокоить и убедить исправиться.
— Да, понимаю, — отвечаю я. — Но я уже смешал всю краску, и у нас теперь только такой цвет.
Летхэм в отчаянии.
— Ой, ой, что вы сделали? Правда?
Он уходит расстроенным. Мы приступаем к работе.