Я без всякого интереса смотрю на новый настенный календарь.
Функ обычно помнил о моем дне рождения. На этот раз меня поздравил только капеллан. Он подарил мне Четвертую симфонию Брукнера. Однажды я сказал ему, что попросил ее исполнить на последнем концерте Берлинского филармонического оркестра в апреле 1945-го. Мы вместе пошли в часовню, где находится тюремный музыкальный салон. Мы с капелланом сели в пяти метрах от проигрывателя в разных концах комнаты, потому что русский директор возражает, если мы садимся ближе. Ширах остался в камере и даже дверь закрыл.
— В моей голове и так много мелодий; мне не нужны концерты, — сказал он в ответ на мое приглашение.
Гесс лежал на кровати с открытой дверью.
Эти «Застольные беседы» не дают точного представления о Гитлере. Я говорю не только о том, что Пиккер более или менее процеживал его словесные потоки и впоследствии пригладил и стилизовал их. Я хочу сказать, что Гитлер, сидя за столом в ставке фюрера, часто представлял себя в ложном свете. Меня всегда поражало, каким изысканным языком он изъяснялся в присутствии офицеров и других образованных людей, порой используя неестественные высокопарные обороты речи. Этот Гитлер отличался от того, которого я видел в узком кругу; и опять же он вел себя совершенно иначе в компании своих гауляйтеров и других партийных функционеров — с ними он переходил на жаргон их боевой молодости и товарищества. В обычной беседе, если он говорил откровенно, он выражался намного примитивнее, чем его представляет Пиккер, его речь была более резкой и грубой, но в то же время более убедительной. Он неловко обращался со словами; он выплевывал фразы, в которых не было четкой структуры, — за ним невозможно было записывать. Он перескакивал с одной темы на другую, часто повторяя слова типа «фундаментальный», «абсолютно», «непреклонный». Еще он питал слабость к словам и выражениям времен пивных драк, к примеру, «отлупить», «железное упорство», «грубая сила» или «избить до полусмерти». В минуты возбуждения он также часто употреблял фразы типа: «Я придушу его голыми руками»; «Я лично пущу ему пулю в лоб» или «Я с ним разделаюсь».
Пиккер также не сумел передать медленный, болезненный процесс созревания, который можно почувствовать через способ образования предложений. Гитлер часто по нескольку раз начинал предложение, потом обрывал себя на полуслове и начинал снова почти теми же словами, особенно когда был зол или расстроен. Но что касается мыслей, в книге нет никаких фальсификаций. Почти все высказывания Гитлера, которые приводит Пиккер, я слышал от Гитлера в тех же или похожих выражениях. Упущена лишь верхняя часть конструкции, а тягостное, нудное многословие превратилось в живые монологи. В этом смысле точный текст может создать ложное впечатление.
— Чушь! Перед войной Бломберг сказал мне, что Манштейн был лишь вторым кандидатом.
— А кто был первым? — спросил я.
Я перечислил все возможные варианты от Фрича, Йодля и Браухичадо Гальдера и Бека. Наконец Гесс с всезнающей улыбкой заявил: