— Мой дорогой друг, вы зря тратите время. Вы ни за что не догадаетесь. Так и быть, я вам скажу: Бломберг ясно выразился: «Я, конечно, не разбираюсь в искусстве, архитектуре и политике, но я кое-что понимаю в стратегии и говорю без всякой зависти: фюрер — лучший полководец Германии, величайший стратег нашего времени. В области стратегии фюрер — настоящий гений».
Он также испытывал глубокую симпатию ко всем дилетантам; и хотя здесь я ступаю на зыбкую почву, я склоняюсь к мнению, что в Рихарде Вагнере тоже было что-то от дилетанта. Еще эти псевдоученые: Хьюстон Стюарт Чемберлен и Вальтер Дарре, не говоря уж о Розенберге — все они были дилетантами. А самым большим дилетантом из всех, по-моему, был Карл Май.
Гитлер в своих суждениях опирался на опыт Карла Мая, который, по его мнению, доказал, что для принятия решения достаточно одного воображения. Не нужно знать пустыню, чтобы ввести войска в Африку; ты можешь не знать людей, как Карл Май не знал бедуинов или индейцев, однако с помощью воображения и умения поставить себя на место другого, ты узнаешь о них, их душе, их обычаях и привычках больше, чем какие-нибудь антропологи или географы, изучавшие их в полевых условиях. Карл Май убедил Гитлера: чтобы узнать мир, необязательно путешествовать.
Нельзя оценивать Гитлера как командующего, не ссылаясь на Карла Мая. Гитлер не раз говорил, что всегда восхищался тактической хитростью и осторожностью, которыми Карл Май наделил своего персонажа Виннету. Такой человек — образец командира роты, считал Гитлер. Он рассказывал, что в трудных ситуациях эти истории по-прежнему были для него путеводной нитью, он читал их на ночь, и они придавали ему смелости, помогали ему, как помогают многим философские труды, или Библия — пожилым людям. Больше того, уверял Гитлер, Виннету всегда был для него примером благородства. В конце концов, страна нуждается в образце для подражания, ей необходима героическая фигура, которая внушит молодым людям правильные понятия чести и достоинства; герои нужны молодежи, как воздух. Вот в чем главное значение Карла Мая, говорил Гитлер. Но вместо этих книг идиоты-учителя вдалбливают в головы несчастных учеников творения Гёте и Шиллера.
Вечером получил обнадеживающее сообщение от Хильды. Но это ее надежды. Не мои.
7
— Как в раю.
Будет ли мне потом не хватать этих спокойных дней с книгами и садоводством, дней, не замутненных какими-то честолюбивыми желаниями и недовольством? Иногда мне кажется, что время стоит на месте. Когда я попал сюда? Или я был здесь всегда? В размеренном течении дней, которые просто перетекают из одного в другой, время забывается. Наверное, такой была жизнь в средневековых монастырях. Обособленность не только от людей, но и от суеты мира. Сидя на садовой скамейке, я на минуту представил себя монахом, а тюремный двор — монастырским садом. Только семья до сих пор связывает меня с внешним миром. Интерес ко всему, что составляет основу этого мира, постепенно затухает, и мысль о том, что я могу провести здесь остаток своих дней, больше не вызывает ужаса. Напротив, она успокаивает.
Что это — слабость или смирение? В любом случае такая покорность все упрощает. Мне даже пришло в голову, что, может быть, это другая, новая форма моих отношений с судьбой. После изучения языков, архитектурных исследований, литературных трудов и кругосветного путешествия это, возможно, последний и, вероятно, самый мудрый способ придать смысл моей жизни. Надо не хватать судьбу за горло, по знаменитому выражению Бетховена, а добровольно отдаться ей в руки.