Шпандау: Тайный дневник

23 апреля 1952 года. Молчание Нейрата раздражает; в нем присутствует какой-то элемент надменности. Что дает ему право на такую отчужденность? В конце концов, все мы несем бремя прошлого, почти в одинаковой степени, и все мы хотели бы притвориться независимыми. Я бы точно хотел.

Вечер. Во время прогулки в саду я осторожно намекнул об этом Нейрату. Старик резко остановился и медленно повернулся ко мне. Бесстрастным и отнюдь не враждебным тоном он сказал:

— О, для всех вас погиб всего лишь Гитлер и Третий рейх.

Он произнес это устало и окончательно, и я не осмелился спросить, что он имеет в виду. Кивнув мне почти доброжелательно, он продолжил прогулку. Я поплелся следом.

Конечно, все не совсем так, как сказал Нейрат. В общем-то, это даже несправедливо. В конце концов, из всех нас только я провел различие между Германией и Третьим рейхом, хотя и слишком поздно, и даже сделал логические выводы из этого различия. В Нюрнберге было множество показаний о том, как я противился приказам Гитлера об уничтожении. Неужели Нейрат не помнит, что с ноября 1944-го я настаивал на проведении этого различия даже при конфронтации с Борманом? Я специально поехал в Карин-халл, чтобы официально известить Геринга как уполномоченного по четырехлетнему плану о том, что я больше не буду подчиняться приказам Гитлера, согласно которым производство вооружения должно стоять выше снабжения народа продовольствием. Геринг сидел в своем фантастическом камзоле, который он так любил, и ответил мне почти отеческим тоном: «Мой дорогой Шпеер, я очень хорошо вас понимаю, но к чему мы придем, если все время будем отменять приказы? Такие вещи быстро входят в привычку, и вы сами не заметите, как лишитесь всякой власти». Мои возражения о том, что сейчас мы должны думать о выживании нации, Геринг отбросил обезоруживающим аргументом: «Но вы же не можете получать зарплату министра и игнорировать приказы фюрера. Скажитесь больным! Или поезжайте за границу. Я готов переводить вам деньги даже в Испанию, через Бернарда».

Я отклонился от темы. Продолжу завтра.

24 апреля 1952 года. Размышлял прошлой ночью. Может, Нейрат в чем-то прав. Во всяком случае, я внезапно понял, что здесь, в Шпандау, каждый занят собственными переживаниями и собственной ответственностью. Мы говорим об ошибках, которые совершили, об утратах, которые понесли. Мы думаем о друзьях, о семье, и если разговор становится общим, Функ с Ширахом обсуждают, перессорятся ли между собой союзники, как предрекал Гитлер. Но слово, которое всегда с такой помпой слетало с наших губ — слово «Германия» — не произносится никогда. Может быть, дело в том, что, за исключением Нейрата, среди нас нет настоящих консерваторов. Мы в разной степени техники, военные, руководители молодежного движения, карьеристы. Только для Нейрата слова «Германия», «нация» или «рейх» и аура, которая их окружает, означают нечто осязаемое, испытанное на себе. Меланхоличная сдержанность, с которой он слушает наши дискуссии, и его отношение, которое я принял за надменность, возможно, происходят из понимания, что Германия не только проиграла войну, но и лишила себя более чем тысячелетней истории. Однажды, кажется, в первые недели войны — контекста не помню — я слышал, как Гитлер гипотетически говорил о finis Germaniae (конец Германии, лат.). Нейрат — единственный среди нас, для кого это произошло. Наши споры, обвинения и встречные обвинения, все наши многословные протесты и возражения, наверное, кажутся ему вульгарными. Такое поведение помогает нам. Но не ему.

28 апреля 1952 года. Из библиотеки Шпандау прибыли шестьдесят книг, наша литература для чтения до следующей смены, которая будет через шесть недель. Из этой партии я выбрал: биографию Жана Поля, трехтомный труд лорда Картера по Тутанхамону, роман Шницлера, «Гиперион» Гёльдерлина, его письма и его биографию, письма Даутенди к жене, отчет об экспедиции на Северный полюс, жизнеописание Чингисхана, книги по Лукасу Кранаху, Мане и Фридриху Преллеру. Книги о Милане и Генуе станут заменой путешествиям.

Теперь мы также получаем книги из Берлинской центральной библиотеки в Вильмерсдорфе.