Франция времен Луи-Филиппа стала раем для буржуа, которые получили широчайшие возможности для обогащения. Но как только по стране начинают циркулировать большие деньги, начинает расти и коррупция. Тот, кто ничего не производит, но имеет власть принимать решения, тоже хочет жить красиво. Что ж, можно понять. Законы человеческой психологии не меняются из века в век. Сам король был достаточно богат, чтобы жить честно. Но вот его министры и чиновники…
Разумеется, все становилось известно, пресса не дремала, и народ постепенно разочаровывался в короле, который позволял одним стремительно богатеть, а другим столь же стремительно падать в пропасть нищеты. Бурное экономическое развитие обязательно должно сопровождаться сильными социальными программами, но Луи-Филипп этого еще не знал. Он не понимал, что нельзя править только в интересах богатых, пренебрегая интересами бедных. И силу народного недовольства явно недооценивал. Как пишет В. Дюрюи,
Ситуацию заметно смягчал старший сын короля Фердинанд Филипп. Этот юноша, хотя и получил в 14 лет звание полковника, а в 21 год – генерала (ну мы же с вами понимаем, как и за что получают воинские звания королевские дети), вовсе не был «мажором» и представителем золотой молодежи. Он успел показать себя в сражениях, а в 1831 году успешно справился с восстанием рабочих в Лионе, не применяя силу: сумел мирно договориться с оппозицией. В следующем, 1832 году, по Франции прокатилась эпидемия холеры, и принц Фердинанд завоевал уважение простых людей тем, что ходил по госпиталям и навещал больных, не выказывая страха заразиться. Между прочим, вместе с ним ходил и премьер-министр Казимир Перье, так вот ему не удалось увернуться от бацилл. Перье подхватил болезнь и умер. А французы стали винить во всем короля, мол, ничего не сделал, чтобы предотвратить распространение заразы, не обеспечил карантинные мероприятия, не выделил средств на помощь пострадавшим и их семьям. Справедливы были эти упреки или нет – не мне судить, но негодование людей оказалось таким мощным, что в июне 1832 года вспыхнуло еще одно восстание, правда, кратковременное. На репутации короля-гражданина уже тогда начали появляться первые пятна. Зато репутация принца Фердинанда крепла. Он хорошо разбирался в искусстве, любил его, был щедрым меценатом, сам прекрасно рисовал и создавал гравюры. В 1837 году женился на принцессе-лютеранке, жил с ней в счастливом браке, растил двоих детей. Но не надо думать, что королевский сын осел во дворце и только картинами любовался да деток тетешкал. Он продолжал активно действовать на военном поприще, строил карьеру, добивался заметных успехов, чем еще больше увеличивал свою популярность, вносил усовершенствования в подготовку солдат, повышал боеспособность армии.
Народ любил и уважал наследника престола, за такого сына можно было даже кое-что прощать его отцу Луи-Филиппу. Тринадцатого июля 1842 года Фердинанд ехал в легкой открытой коляске, внезапно лошади понесли. Принц то ли выпрыгнул из экипажа, то ли выпал, но в любом случае падение оказалось неудачным: он получил серьезную травму черепа и через несколько часов скончался. Это событие не только принесло горе в королевскую семью, но и стало толчком для нового витка брожения умов.
Логика рассуждений была примерно следующей. Король (напомню, он родился в 1773 году) стар, ему почти 70, после него корону наденет Фердинанд Филипп, которого мы уважаем и ценим. Надо только еще немножко потерпеть и дождаться. Фердинанд трагически погиб в самом расцвете сил, ему всего 31 год. Но у него есть сынок Луи-Филипп, граф Парижский, которому через месяц исполнится 4 годика. Да, малыш по закону станет королем, но править-то кто будет? Кто станет регентом? Понятно кто: вся власть останется у тех, кто служил королю, значит, для страны ничего не изменится. Официально палата депутатов заранее назначила будущим регентом герцога Немурского, второго по старшинству сына Луи-Филиппа, но его как раз французы совсем не любили. Как политик и управленец он был в глазах всей страны полным нулем, значит, не сможет и не станет даже пытаться сопротивляться влиянию королевских министров. И мириться с этим нельзя.
К 1846 году стали заметны признаки экономического и сельскохозяйственного упадка, население еще больше обнищало, и несправедливость в распределении доходов побуждала к действию. Достаточно было искры, чтобы все взорвалось.