Либерал по убеждениям, Филипп чувствовал себя несколько неуютно, нося имя «Луи-Филипп Второй, герцог Орлеанский», и в 1792 году он отказался от титула, взял себе новую фамилию и стал именоваться просто гражданином Филиппом Эгалите (что в переводе с французского означает «равенство»). В 1793 году он проголосовал за смертную казнь короля Людовика Шестнадцатого, своего родственника. В общем, для революционной власти выглядел святее папы римского.
Но революция, как известно, пожирает своих детей. Сыновья Филиппа уже выросли. Да, они полностью восприняли и воспитание мадам Жанлис, и мировоззрение своего отца, они воевали на стороне революционных войск с прусско-австрийской армией, имели прекрасную армейскую репутацию. Но старший сын, Луи-Филипп, начал после казни короля колебаться в своих убеждениях. Ему было всего 19 лет… Луи-Филипп контактировал с теми, кто замышлял заговор против революции. Нет, в самом заговоре он вроде бы и не участвовал, но заговорщики проходили у него «по связям», как принято говорить в полицейской среде (принц служил под началом одного из них, генерала Дюмурье). Сам-то Луи-Филипп уже находился в это время за границей, а вот его отец Филипп Эгалите – во Франции. Отец врага народа, даже если вина сына не доказана окончательно, – вполне доступная жертва, которую можно принести на алтарь революционного террора. Филипп понимал, к чему дело идет, публично осудил сына, но это его не спасло. Гражданина Эгалите арестовали, судили и казнили в ноябре 1793 года.
Вот такой политический бэкграунд достался в наследство молодому Луи-Филиппу.
С 1793 года начался долгий период изгнания. Сначала Луи-Филипп поселился в Швейцарии вместе с младшей сестрой Аделаидой и мадам Жанлис. Очень скоро стало очевидным, что дамы не смогут чувствовать себя в безопасности, находясь рядом с политическим беженцем, которого разыскивают стражи революции. Пришлось разделиться. Несколько месяцев принц крови скитался в компании своего верного камердинера, пытаясь хоть где-нибудь найти приют, пока наконец не получил место учителя в школе-интернате для мальчиков в кантоне Граубюнден. Жил под вымышленным именем господина Шабо-Латура, так было спокойнее. Пару лет преподавал историю, географию, математику и иностранные языки, потом инкогнито принца раскрыли, и пришлось снова сниматься с места.
Луи-Филипп отправился в путешествия. Сначала пожил в Скандинавии и Финляндии, затем поехал в США, где уже находились два его младших брата, которые сбежали из Франции, когда началось преследование всех Бурбонов поголовно. В 1800 году трое братьев вернулись в Европу (не без приключений, разумеется) и поселились в Англии, под крылышком у короля Георга Третьего. Особенно теплые отношения сложились у Луи-Филиппа с герцогом Кентским, сыном английского короля. В Англии изгнанники прожили 14 лет. Луи-Филипп все это время преподавал математику и географию в одной из лучших частных школ. В общем, вел жизнь спокойную, скромную, при этом без дела не сидел и хлеб даром не ел.
В 1808 году хотел жениться на Елизавете, одной из многочисленных дочерей Георга Третьего. Елизавета ему нравилась и отвечала взаимностью, но супруга монарха, королева Шарлотта, стояла насмерть: никакого брака с католиком быть не может! Пришлось Луи-Филиппу вступать в брак с другой невестой, принцессой Марией Амалией, дочерью короля Сицилии и Неаполя. Здесь тоже без трудностей не обошлось. Понимаете ли, мама невесты – старшая сестра Марии-Антуанетты. А жених – сын человека, который проголосовал за казнь Людовика Шестнадцатого и тем самым как бы приложил руку и к казни королевы. Каролина Австрийская, королева Неаполя и Сицилии, очень любила свою младшую сестренку и не желала иметь ничего общего с Луи-Филиппом. Луи-Филипп вынужден был потратить не один час на долгие разговоры с королевой, чтобы убедить ее, что «он не такой». Убедил. Свадьбу сыграли в ноябре 1809 года. В сентябре следующего года уже и первый ребеночек родился, сынок Фердинанд Филипп.
В 1814 году грянула долгожданная реставрация, на престол взошел Людовик Восемнадцатый, и Луи-Филипп вернулся во Францию, сразу же получив назад конфискованную революцией собственность. В его отношениях с королем не все было гладко. Во время 100 дней Наполеона Луи-Филипп уехал в Англию, и нашлись те, кто порицал его за то, что не поддержал сбежавшего короля хотя бы морально и не отправился вместе с ним в Бельгию. Вы ведь помните, что пока исход 100 дней не был ясен, сторонники конституционной монархии обсуждали, кого сажать на трон, если Наполеона удастся задавить: возвращать Людовика Восемнадцатого или приглашать Луи-Филиппа Орлеанского. Вернули-то Людовика, но король никогда не забывал, что Луи-Филиппа ценили куда больше и кандидатуру его рассматривали очень серьезно. Понятно, что Людовик Восемнадцатый видел в Орлеанце реального и сильного соперника. Какая уж тут любовь?