Шпаргалка для ленивых любителей истории – 3. Короли и королевы Франции, 1498-1848 гг. [Литрес]

Спустя годы Анна оказалась замешана в «испанскую» историю. Ее и без того с самого начала постоянно подозревали в том, что она работает на отца и брата – короля Испании и наследного принца. Когда началась война с Испанией, Анна продолжала переписываться с родными, а это квалифицировалось как измена. По приказу короля в ее апартаментах провели обыск, нашли письма, королеву посадили под домашний арест. С этого момента вся переписка Анны Австрийской в обязательном порядке проходила процедуру перлюстрации.

Не менее сурово поступал король и с давними горячо любимыми друзьями. Франсуа де Баррада был лишен королевской милости за то, что нарушил запрет на дуэли. Это по версии одних источников. По версии других, Баррада, которого король обожал и осыпал титулами и должностями, позволил себе что-то такое неодобрительное высказать по поводу проводимой Людовиком политики. Третьи источники утверждают, что во время совместной конной прогулки Баррада не уследил за своей лошадью, которая крайне невежливо помочилась на упавшую на землю шляпу короля. Какова бы ни была истинная причина – результат один: Франсуа де Баррада оказался не у дел. И никакие воспоминания о нежной дружбе не помогли.

Следующим фаворитом Людовика Тринадцатого стал Клод де Рувруа де Сен-Симон. Он продержался куда дольше, но тоже был сослан без малейших колебаний. За что? Дядя Сен-Симона в ходе военных действий не оказал должного сопротивления испанцам, чем вызвал гнев короля. Сен-Симон попытался заступиться за родственника, а дяде посоветовал бежать. Даже этого Людовик не простил.

А теперь мы подходим к важному вопросу: так кто же все-таки правил Францией в те годы, король или его первый министр Ришелье? Долгое время принято было рисовать Людовика Тринадцатого эдакой вялой марионеткой в руках хитрого всесильного министра. Примерно такого Людовика мы видим у А. Дюма на страницах романов, а также в экранизациях этих романов. Один только образ безвольного глуповатого увальня, воплощенный Олегом Табаковым, чего стоит! В драме «Марион Делорм» Виктор Гюго выводит на сцену Людовика, который страдает от того, что Ришелье с ним не считается и вообще никто не воспринимает его как короля, потому что кардинал полностью затмил монарха: «Жесток страны удел меж ним, вершащим все, и мною, не у дел… Разве всею он не ведает страною – законодательством, финансами, войною? Не я, а он король… Он правит всем. К нему приходят каждый день прошенья, жалобы. Я для французов – тень: ни у кого просить меня не хватит духу».

Это опубликовано в 1831 году. Но уже в конце девятнадцатого века В. Дюрюи писал, что Людовик Тринадцатый не достоин того пренебрежения, которое обычно выказывается в его адрес. Людовик не очень-то любил Ришелье как человека, но терпел, потому что понимал: его первый министр все делает правильно и для блага Франции. «Это смирение, проявленное им в отношении министра, чьи требования зачастую были невыносимыми, иногда жестокими, должно говорить в пользу монарха, способного на такую редкую преданность общественному интересу», – говорит В. Дюрюи. А в двадцатом веке Альберт Кремер заявляет: «Историки девятнадцатого и двадцатого веков до недавнего времени считали Ришелье творцом современной Франции. И все же в более новых исследованиях на передний план все четче выходит Людовик Тринадцатый». И далее: «Кажется несправедливым видеть в Людовике лишь слабого короля при сверхвластном министре». И Людовик, и Ришелье были поборниками закона и порядка. Оба достаточно жестокие и нечувствительные к просьбам, слезам и разговорам о страданиях, «они не ведали сомнений или угрызений совести при выборе средств для осуществления того, что они считали правильным и необходимым». Между прочим, именно король, а вовсе не кардинал требовал смертных казней, за которые народ ненавидел Ришелье. Кардинал-то был помягче, и Людовик в одном из писем приказывал ему «быть менее покладистым и менее склонным к жалости». Ну как, похоже на безвольную глупую марионетку? Как по мне – не очень.