– А теперь вот вступила на путь духовного развития и помогаю встать на этот путь другим искателям, – резюмировала она свою биографию.
– За деньги? – хмыкнула Ева, которая только сейчас стала чувствовать давно забытое приятное жжение внизу живота.
– А почему нет? Попы в церкви тоже не бесплатно псалмы поют. Твой У Джи, думаешь, тоже только одним святым духом питается. Он сам может быть и аскет, но у этого аскета есть сынок, которому надо помочь с квартирой в Шанхае и внучок или внучка, которому надо оплатить образование в каком-нибудь Гарварде. Да чё тебе рассказывать, ты ведь сюда тоже не бесплатно прикатилась.
Ева улыбается и делает ещё один глоток кислючего вишнёвого вина.
«Да уж это точно! Чёртова ты замухрышка. Как у тебя получается влазить в душу людям? Как так получилось, что я наплевала на все правила, которым следовала уже два года и теперь сижу с тобой ночью возле костра и бухаю этот шмурдяк?».
– Теперь твоя очередь, рыжая, – говорит казашка, размешивая крупные красные угли ветвистой корягой. – Расскажи мне свою историю. Чувствую, в ней тоже есть много острого перчика. Такие, как ты просто так монахинями не становятся.
«Ага щас! Так я тебе всё и выложила!» – подумала Ева, но, почему-то тут же стала рассказывать, словно только и ждала своей очереди.
Наверное, это была своеобразная исповедь, история, которую она никому ещё не рассказывала, даже себе. Но эта история – история её предыдущей жизни просилась наружу. Ей нужно было вылиться на свет, как выдержанному вину, срок которого наконец-то наступил. Она вспомнила всё, неказистое детство, школу, институт, вспомнила всех своих парней от прыщавого подростка Коли, наградившего её первым горьким сексуальным опытом, до Артура, который постепенно выдавливал из неё личность. Она рассказывала про всё, про неслучившуюся любовь по имени Женя, про декана, про Занозу и Антона, про побег из тюрьмы в центре Москвы, и даже про дневник матери. В пылу повествования она и не заметила, как опустела бутылка вина, которую она не выпускала из крепко сжатой руки. Казашка слушала внимательно, и всполохи костра горели в щелках её раскосых глаз. В отличие от всяких болтушек и всезнаек, которые постоянно пытаются перебить и вставить свои «пять копеек» она молчала до тех пор, пока Ева не закончила.
– Я знала, что в тебе есть перчик! И какой, аж глаза наружу вылазят. – Подобравшаяся на корточках маленькая фигурка Амины, её горящий взгляд говорят о том, что рассказ её сильно заинтересовал.
– Значит, ты нырнула сюда, чтобы взять паузу и набраться сил?
– Я бы не называла это паузой. Скорее я нажала на кнопку «Стоп» и теперь полностью перезагружаюсь.
– Но ты же хочешь вернуться и решить свои проблемы. Судя по тому, что ты мне рассказала, у тебя есть все шансы побороться за своё место под солнцем.
– Нет, я не собираюсь никуда возвращаться! – Ева встряхивает бутылку и убедившись, что она пустая, швыряет её за спину. – Мой дом теперь здесь, а то, что было там, я уже забыла.
– Ага, так забыла, что сделав глоток вина, вспомнила всё в мелких подробностях.
– Ты права, не надо было пить, – грустно выдыхает Ева.
– Вино здесь не причём. Ты не сможешь этого забыть, как бы не старалась. Это будет сидеть в тебе, как вирус, как раковая клетка. Пусть оно даже будет где-то на дне, в глубинах подсознания, но это лишь значит, что оно просто ждёт своего часа. Это ты думаешь, что всё забыла, но видела бы ты свои глаза, когда всё это рассказывала. Ты думаешь, что забралась в горы, за десять тысяч километров, подальше от тех узлов, которые не смогла развязать? На самом деле эти узлы ты притащила за собой.
– Ладно, Амина, проехали! Давай лучше сменим тему. Кстати, выпить больше нет? – Ева зябко ёжится, глядя в чёрную мглу позади костра.
– Неа, я же не думала, что у тебя так аппетит разыграется. – Амина кидает в костёр последнюю корягу, которую использовала как кочергу. Костёр радостно трещит облизывая очередную косточку. – Скажи мне, Рыжая, вот ты практикуешь уже два года. Как думаешь, ты стала хоть чуточку сильней?
– Странный вопрос, для человека, который говорит, что сам практикует. Да я чувствую себя в сто раз сильнее той сопливой дурёхи, которая жила там внизу. – Она машет рукой в сторону скрывающейся в темноте долины.
– Я это знаю и вижу. Так же я знаю то, что сила всегда требует своего приложения, чем больше её становится, тем больше ей хочется быть использованной выйти наружу. Даже качёк, который с утра до вечера тягает в спортзале штангу, хочет, как минимум, поиграть своими мышцами перед подружкой, а в идеале с одного удара своротить нос её бывшему.
– Моя сила не агрессивная…
– А сила не может быть агрессивной, или доброй. Сила это сила, и она должна иметь точку приложения. Может быть, есть смысл спуститься с гор и попробовать на что ты способна. У тебя есть одна важная вещь – этот дневник. Может быть, твоя мать не зря вела эти записи, и ты хоть и после её смерти сможешь восстановить справедливость, сможешь задать жару всем этим засранцам.