Большую часть группы составляли женщины. Это были одиночки с доставшимся от бывшего мужа капиталом в виде раздела имущества или алиментов, либо наследницы богатых родителей. Пятеро мужчин были теми типажами, в сторону которых Ева никогда бы не взглянула в обычной жизни. Это были молодые, или молодящиеся мажорчики-авантюристы, с длинными патлами, поповскими бородками и кольцами в бровях и ноздрях. Руководитель группы по имени Женя, имевший всё такой же поповский вид, произнёс пламенную речь, в которой сообщил, что теперь они оказывается братья и сестры, и ближайшие три месяца будут делить пищу и кров. Ева с намертво приклеенной улыбкой теребила в руках лямки рюкзака и думала, что готова на всё, даже обзавестись такими вот «братьями и систрами», лишь бы выбраться отсюда и залезть подальше в горы.
Китай, в первый раз явившийся в обличии уйгурского города Урумчи, Еве не понравился. Здесь было грязно и тесно, как на Черкизовском рынке. В аэропорту, после прохождения паспортного контроля, путешественников встретил замызганный автобус, который доставил их на вокзал. Вот уж где было не продохнуть от снующего народа. А когда они оказались в вагоне с сидячими местами, в котором людей было набито столько же сколько в Московской маршрутке в час пик, Еве захотелось домой. Вечно улыбающийся (как впрочем и все кроме Евы участники группы) Женя сказал, что это и есть настоящие приключения, которые начинаются прямо здесь. Наверное, настоящим приключением для него было сгрести в карман, значительную сумму сэкономленную таким образом на трансфере. Но отрешённым от всего мирского участникам группы было плевать на финансы и здесь в душном вагоне поезда они предавались бесконечным медитациям. Ева, которая ещё не приобрела навык выпадения из реальности, вынуждена была смотреть, в окно, как поезд медленно тащится в горы и считать минуты и пройденные тоннели.
Поездка всё-таки закончилась и они, слегка помятые, но одухотворённые оказались на маленькой станции в горах. Здесь группу подобрал ржавый микроавтобус, который повёз их по серпантину к заснеженным вершинам. Если бы Еве сказали, что это и есть дорога в рай, она бы ни за что не поверила. Судя по тому, как автобус без разбора нырял в ямы, нёсся по кочкам и вилял, в задачу миниатюрного китайца, голова которого только-только возвышалась над баранкой, видимо, входило вытрясти остатки жизненных сил из приезжих. Но всё же, этот разухабистый серпантин вёл её в те места из которых она не захочет уезжать.
Уже с первых занятий гимнастикой, которые в небольшом монастыре преподавал седобородый старец по имени У Чжи, она стала ощущать нечто новое. Она поняла, что эти разговоры про места силы рождаются не на пустом месте. Здесь и сейчас она получала новые, до этого неизведанные ощущения.
Первая практика, которой учил У Чжи называлась «Большое дерево». Она была до безобразия проста, и, поначалу, Еве показалось, что она ехала за пять тысяч вёрст уж точно не за этим. Нужно было просто стоять, расставив согнутые ноги на ширине плеч , вытягивая вперёд обе руки, словно обхватываешь большой шар. Нужно было просто стоять и дышать – дышать спокойно, сосредоточившись только на этом своём дыхании.
Закрыв глаза и встав в стойку «дерева» в первый раз, она уже через минуту почувствовала накрывающую с головой волну эйфории. На неё водопадом обрушивались потоки неизвестной субстанции, которая разливалась по всему телу приятной негой. Приятные, ни с чем не сравнимые ощущения свободы, лёгкости и парения усиливались от занятия к занятию, и их росту, казалось, нет предела. Она стояла в позе дерева часами, утром, днём и вечером. Теперь её улыбка стала неподдельной, такой же, как в детстве. Это было так же приятно, как парить в облаках. Эти ощущения были сродни сексу, но гораздо сильнее, так как здесь ничего не зависело от наличия, умений и физической притягательности партнёра. Этот партнёр был непревзойдённым , он в считанные секунды доставлял её на пик экстаза, который был сродни длительному и мощному оргазму.
Первая практика стала для Евы последней. Больше ей ничего не было нужно ни от Цигуна ни от У Чжи, ни от Будды, ни тем более от Жени и его команды. Она жила своей жизнью, отдельно от группы, вместе с которой лишь принимала скудную пищу и ложилась спать. Просыпаясь раньше всех, она выходила во двор монастыря, вставала лицом к ещё синему от сумерек хребту ближайшей горы, закрывала глаза и парила, оставляя под собой тонущие в ватных облаках горы. Она спускалась на землю когда верхушка горы уже вовсю освещалась солнцем и её одногруппники , потягиваясь и зевая, выходили во двор. Отход ко сну был примерно таким же. Она закрывала глаза, когда вершина горы была красной от заходящего солнца и открывала их, когда гора уже приобретала чёрный цвет.
Братья и систры, озабоченные тем, что их сестра застряла на самой первой ступени практики, несколько раз пытались ей об этом намекнуть. Она посылала их подальше настолько вежливо, насколько в принципе могла это делать.