Шпион

Но наше избавление настало раньше, чем мы думали. И уж никак мы не могли предположить, в какой форме оно произойдет. 28 декабря нас отвели с передовой на постой. С нами был священник по имени Ноэль, один из тех энергичных людей, которые никогда не устают и не могут себе даже представить, что другие могут уставать. Но у него было золотое сердце, и мы простили ему его энергию, как и он, как мы надеялись, простил нам наш лексикон. Мы были очень разочарованы тем, как провели Рождество, как он предполагал (Рождественское перемирие он пропустил), потому почему бы нам вместо этого не встретить весело Новый год? Для солдат должен был быть устроен праздничный ужин — он купил трех свиней. (“К чему было беспокоиться? — спрашивал Мэйсон. — Почему бы не заколоть полковника?). Потом он снял у местного отделения Ассоциации молодых христиан маленький пансион для последующего концерта. Меня выбрали для исполнения главных ролей. Конечно, я согласился: Бог знает, у нас там было мало возможностей поразвлекаться. И если люди отдавали мне лучшее, что они могли, то я хотел бы тоже порадовать их тем, что умел делать.

В домик набилось почти на сотню человек больше, чем он мог бы вместить. В передних рядах сидели офицеры, даже полковник был похож на нормального человека. С ним были гости — штабники из бригады и дивизии и офицеры других дивизионных частей. Не было ни одного батальона, из которого не набралось бы артистов; у нас было двое достаточно хороших певцов, музыкант, игравший на гармонике-концертино, и ординарец, неожиданно проявивший свои таланты акробата — “человека-змеи”! У нас было полдюжины комедиантов. Самым большим успехом пользовался сержант, переодетый женщиной и исполнивший одну из песен Мэри Ллойд, и добавивший несколько куплетов, которые бы заставили Мэри покраснеть. Я сыграл несколько комических скетчей, которые приняли “на ура”, В одном из них я пародировал манеры полкового главного сержанта, и дом едва не завалился от смеха.

Во втором отделении я играл уже в серьезном скетче — мне даже кажется, что сюжет написал сам капеллан Ноэль. Мне, во всяком случае, пришлось переработать этот сюжет, чтобы он стал пригодным к исполнению на сцене. Я играл немецкого офицера, а Мэйсон — английского офицера, взятого немцами в плен. В пьесе были неплохие тексты и одна хорошая ситуация, так что я вложил в свои игру все, что умел. В конце представления командир дивизии вызвал меня к себе и похвалил. Он даже вспомнил, что видел меня на сцене в моем последнем спектакле в театре ”Ройалти”. Я заметил, как рассматривал меня наш полковник: для него актер был лишь немногим лучше обычного бродяги, но раз его хвалит сам командир дивизии…

Рядом с командиром стоял полковник с красными петлицами Генерального штаба. Я его не знал, но он поманил меня рукой.

— Вы так хорошо говорили по-немецки. Вы всегда так говорите или просто вызубрили текст для спектакля? — спросил он.

Я с уверенностью смог убедить его, что я вполне свободно владею немецким языком, я объяснил и причину этого.

— Хорошо, — сказал он. — Завтра явитесь ко мне в штаб дивизии.

— Слушаюсь, сэр. А в котором часу?

— О, ну, давайте к ленчу?

Вы можете не сомневаться, что мы с Мэйсоном проговорили всю эту ночь в том маленьком одноэтажном домике, назначенном нам для постоя.

Когда я прибыл в штаб дивизии, то вдруг понял, что не знаю, к кому именно мне следует обратиться. Несколько вежливых слов, с которыми я обратился к ординарцу, прояснили ситуацию.

— О, это был полковник Хилтон, сэр. Он старший штабной офицер дивизии. Сменил на этом посту половника Майлза, который месяц назад получил под свое командование бригаду. Отличный офицер, но с жестким характером, этот полковник Хилтон.

Час спустя я согласился с этой оценкой. За ленчем мы говорили обо всем, кроме войны. Потом мы отправились в его кабинет.

— Садитесь, Ньюмен, — сказал он. — Вы когда-то думали о работе в разведке?

— Часто!

— Вот как! Он, казалось, был удивлен. — Ваш немецкий язык слишком хорош, чтобы не использовать его. Через день после того, как я прибыл сюда, я просил назначить мне офицера по разведке, мне его не дали. Возможно, мне его никогда не дадут. У половины наших дивизий во Франции вообще нет разведки. Сумасшедший дом! Армия без разведки — все равно, что воин без мозгов.

Я согласился.

— Я посмотрел ваше досье. Ваш командир батальона очень хорошо о вас отзывается.

Меня это позабавило. Я никогда не слышал, чтобы наш командир хоть о ком-то сказал бы что-то хорошее — и уж обо мне в последнюю очередь! Но я скрыл свое удивление: возможно, таким путем полковник пытается избавиться от меня — очень часто нежелательного человека убирают через повышение.