Шпион

После допросов пленных снова загнали в барак и дали поесть. Затем у нас постепенно восстановилось присутствие духа, потому что сытый человек со временем забывает ужасы и унижения, которые ему пришлось пережить. Мы начали беседовать, обмениваясь впечатлениями о боях. Именно тогда и началась моя настоящая работа. Я присоединился к группе солдат, выглядевших достаточно интеллигентно. Постепенно я разговорил их. Конечно, они ни в чем меня не заподозрили и говорили вполне открыто, и, как им казалось, конфиденциально, о военных вопросах. Я не стану утверждать, что они вдруг раскрыли мне все секреты немецкого Генерального штаба. Такое бывает только в шпионских романах. Конечно, они ничего не знали о планах Генштаба, но зато знали, какие части располагаются поблизости, знали о состоянии тыла и снабжения, и один из них даже намекнул — а больше он ничего не мог бы сказать, поскольку сам слышал только намеки — что, мол, в ближайшем будущем немцы используют некое супероружие, которое поможет им прорвать Западный фронт. Он сказал, что на немецких заводах начато производство отравляющего газа, которым можно снаряжать артиллерийские снаряды, а обстрел ими приведет к ужасным последствиям далеко в тылу у войск Антанты. (Следует сказать, что я позднее передал это предупреждение в штаб армии, где его, правда, полностью прогнозировали. В то время производство химических снарядов казалось невероятным с технической точки зрения. Но интересно заметить, что и сами немцы не слишком верили в такую возможность. Они не предоставили изобретателю необходимых мощностей на фабриках для производства химических снарядов. Вместо этого газ использовался из специальных цилиндров, как это произошло месяц спустя под Ипром. Нужно сказать, что такие газовые баллоны оказались очень ненадежным оружием. Но это так, к слову.) Ограничусь тем, что полковник Хилтон был очень доволен результатами моего приключения, когда три дня спустя я снял немецкий мундир и переоделся в мою форму цвета хаки с зелеными петлицами.

Следующие несколько месяцев жизнь моя была очень разнообразной. Я не только исполнял свои обычные обязанности офицера разведки, но примерно шесть раз внедрялся в среду немецких пленных под видом немца. А если свежих пленных не было, я отправлялся в лагерь военнопленных глубоко в тылу во Франции, где пленные немцы занимались различными тыловыми работами. В таких лагерях, конечно, нельзя было получить много информации, но я думал о больших делах, и хотел с помощью мелких деталей выяснить, что мои предположения правильны. Я хотел влезть в шкуру немецкого солдата. Я знал его язык, но хотел выучить его современный разговорный сленг. Образованный англичанин, попавший во время войны в британскую армию, вначале понимал не более двух слов из трех, которые слышал у себя за спиной. Таким образом, от этих пленных я узнавал сленг, технические термины и значение сокращений, а также — и это было самым важным — самые современные и самые популярные ругательства. То, что моя деятельность была успешной, доказывает внезапное присвоение мне звания капитана и перевод в разведывательное управление Первой армии, которой командовал сэр Дуглас Хейг, ставший позднее Главнокомандующим. Именно в штабе Первой армии я впервые услышал о подготовке того, что впоследствии было названо битвой за Лоос.