Шпион

Второй солдат подошел поближе ко мне; сержант, научивший его примыкать штык и корчить зверскую рожу в бою, как видно, хорошо знал свою работу.

— Так ты англичанин, да? — ухмыльнулся он.

— Да, англичанин, — заявил я. — И мне нужно срочно попасть в ваш штаб. Пусть один из вас найдет вашего командира и попросит его привести сюда пару солдат с носилками для меня.

— Ох, оставь эти дурацкие надежды, — успокоил он меня. — Носилки для чертовых фрицев, да? Пошли, Нобби, нам нужно спешить. Надо попасть к столовой раньше, чем туда попадут эти хреновы австралийцы. Я прекращу его мучения, тогда нам не будут стрелять в спину.

Он поднял винтовку. Я действительно испугался — такого я никак не ожидал.

— Не будь хреновым дураком! — завопил я. — Я говорю тебе, что я англичанин. Разве я говорю не как англичанин?

— Да, он так и говорит, Билл, — сказал Нобби.

— Ну, английский язык легкий, это ни хрена не значит, — прокомментировал другой. — Я думаю, он учился на курсах английского.

Я увидел его палец на спусковом крючке. Был ли это чистый страх или на меня внезапно нашло вдохновение?

— Не нажимай этот е…й крючок, ты ох…евшая свинья, или ты, мать твою, будешь жалеть весь остаток твоей сраной жизни. Ты сраный придурок, убери палец с крючка, а ты там засунь свой бл…ский штык прямо в свою е…ную задницу. [29]

У парня опустилась челюсть, то же самое произошло и с его винтовкой, к моему облегчению.

— Гляди-ка, Билл, так он настоящий англичанин, черт бы меня побрал, — промямлил ошалевший Нобби. — Ни один фриц не умеет так ругаться.

— Нет, такие слова немцы на языковых курсах не учат, — вставил я.

Даже недоверчивый Билл частично был удовлетворен.

— Ну, черт бы меня побрал! Что же теперь с ним делать — ума не приложу!

— Во всяком случае, приведите сюда офицера, — приказал я, снова обретая уверенность.

— Да, это будет лучше всего, Нобби, — сказал Билл. — Оставайся здесь, а я притащу господина Мэйнарда.

— Нет, — возразил я. — Ты оставайся здесь, а Билл притащит господина Мэйнарда. Мне не хотелось оставаться наедине с этим кровожадным Биллом — он мог опять передумать.

— В любом случае, дай сюда свой револьвер, — приказал он. — Здесь не будет грязной работы. Я передал ему свой автоматический пистолет, и он критически его осмотрел. — Ах, это хорошая штука, — прокомментировал он. — За него могут дать тридцать франков — поделим пополам, а, Нобби? Много белого вина, да? Мне не нужна твоя каска. Ее тут теперь не продашь. Даже у всех тыловиков они уже есть.

Он неуклюже поплелся прочь. Нобби начал задавать мне вопросы, и его глаза широко раскрылись от удивления, когда он услышал мои ответы. Прошло почти полчаса, пока не появился Билл, приведя с собой молодого офицера — ему было не больше восемнадцати. Он был очень смущен и не знал, верить мне или нет. И, конечно, я вполне мог понять его удивление. Впрочем, мы быстро договорились о главном — меня нужно было срочно отправить в тыл. Он привел с собой еще несколько солдат, но носилок у них не было. Потому, обняв руками шеи двух крепких “кокни”, я, подпрыгивая на одной ноге, покинул мое последнее поле боя. Нобби и Билл не отводили глаз от меня, когда я уходил. Я слышал, как Билл рассказывал одному из новичков:

— Чтобы мне провалиться! — говорил он. — Он ругается точно как наш хренов главный сержант. Никогда не слышал такого потока ругани с тех пор, как старик Слоггер обнаружил, что в колоде карт было пять тузов.

Сквернословие, конечно, не имеет социальной или коммерческой ценности, но я думаю, что именно оно спасло мне жизнь в этот день!

ГЛАВА VIII

Остаток моей истории можно рассказать быстро. Как только я добрался до «цивилизации», меня тут же отправили в госпиталь в Монтрёй. Там, пока хирург доставал из моего бедра пулю — весьма болезненный процесс, офицер из штаба сэра Дугласа Хейга задавал мне бесчисленные вопросы. На следующий день сэр Дуглас пришел, чтобы лично навестить меня. Так как сама судьба разрешила стоявшую передо мной дилемму, я со всей энергией схватился за открывшуюся передо мной альтернативу. Я подробно описал ему всю ситуацию: положение в немецкой армии, сообщения из Австрии и Болгарии, и, прежде всего — настроения Людендорфа. Я настаивал на продолжении и усилении атак, чтобы закончить войну до наступления зимы — пока немцы не отошли к своим границам, потому что свою родную землю они будут защищать со своим прежним боевым духом.

Хейг доверился мне. Он был молчуном, потому сам говорил мало. Но никто не мог отрицать его знаменитого упорства, из-за которого британская армия один или два раза уже пострадала. Но теперь он был на правильном пути; он должен был продержаться — и ничто не смогло бы свернуть его с пути. Я был в этом уверен: и когда он пожал мне руку, я был по-настоящему счастлив. Войну нужно заканчивать.