Шпион

– Останьтесь. У меня нет секретов от моего помощника.

– Я всё-таки пойду. Посмотрю на обстановку снаружи. Я был причиной того, что русские вышли на вас. Никогда себе не прощу, если они вас захватят.

– Это возможно? – спросил Танк, когда его помощник вышел.

– Да, – хмуро кивнул Григорий. – Если наш разговор не даст результата.

– На какой результат вы рассчитываете?

– Вы знакомы с Гельмутом Греттрупом? – спросил Григорий, не ответив на вопрос Танка.

– Я его знал. Какое отношение он имеет к нашему разговору?

– Никому ещё не удавалось уклониться от выбора, перед которым его ставит история. Гельмут Греттруп сделал свой выбор, он согласился сотрудничать с нами. Сейчас он с семьёй находится в Советском Союзе, ему созданы все условия для работы и жизни.

– В Пенемюнде Греттруп занимался "Фау-2". Чем он занимается в России?

– Тем же. Ракетами.

– Снова работает на войну? Знаете, герр оберст, какое качество я ненавижу в немецком народе? Законопослушность. Я немец, но за это я себя презираю. Законопослушность превращает народ в стадо, в рабов. В бессловесное быдло нас превратил Гитлер. В такое же быдло вас превращает Сталин. Поразительно! Всё это после страшной войны с десятками миллионами погибших, с жуткими лишениями! Нет, говорю я вам, нет, ничему не учит история!

– Успокойтесь, профессор, – проговорил Григорий. – Вас никто не собирается вывозить в Советский Союз силой.

– Вы сами себе не верите. Вам прикажут, и вы выполните приказ. Допивайте кофе и давайте закончим этот разговор. Я никогда больше не буду работать на войну. Ни в Советском Союзе, ни в США. Это то немногое, что от меня зависит, что я могу сделать. Вся моя семья погибла в Дрездене. Я хочу встретить их с чистой совестью.

Вернулся Хиль, доложил:

– Всё тихо.

Танк встал.

– Прощайте, герр оберст. Спасибо, что выслушали меня и не схватились за пистолет. Меня не интересует, как вы поступите. Вы поступите так, как подсказывает вам ваша совесть.

Хиль вывел Григория к машине, но в неё не сел.

– Останусь с профессором. На всякий случай, у него больное сердце. Дорогу найдёте?

– Найду.

– Я так и подумал, что вы знаете его адрес.

– Позвоните мне, если профессор передумает.

– Он не передумает.

– И всё-таки позвоните, – повторил Григорий. – Мой телефон у вас есть.

На следующий день он доложил генерал-полковнику Серову:

– Профессор Танк обещал подумать над нашим предложением.

– Три дня ему хватит?

– Давайте дадим неделю.

– Ладно, неделю, – неохотно согласился Серов. – Через неделю подготовить группу захвата.

Через неделю оперативники СМЕРШа ночью оцепили дом в Штеглице, в подвале которого скрывался профессор Танк. Там его не оказалось. Бесследно исчез и его помощник Генрих Хиль. Через два месяца стало известно, что они в Аргентине.

XI

Обычно майор Хопкинс приезжал на конспиративную усадьбу к полудню и четыре часа допрашивал Токаева. Больше не получалось, работа была очень напряженная, оба уставали. Но 24 апреля 1948 года Хопкинс появился рано утром, поднял подполковника с постели и приказал надеть мундир, который Токаев привёз в своём багаже из Германии.

– Поторопитесь, Григорий, у нас мало времени.

– Что за спешка? – удивился Григорий.

– Узнаете, – неопределённо отозвался Хопкинс.

Машина с водителем ждала у дома. Едва пассажиры сели на заднее сиденье, она резко взяла с места, без проверки миновала вахту с вооружённой охраной и устремилась к Лондону. Но до Лондона не доехала, свернула на окружную дорогу и вырулила на загородное шоссе. Через час впереди показались ангары, вышка руководителя полётов, тяжелые "Ланкастеры", "Либерейторы" и американские летающие крепости В-27 в камуфляжной окраске. Машина без задержки проскочила КПП и остановилась у начала взлётно-посадочной полосы возле двухмоторного военно-транспортного "Оксфорда" с опознавательными знаками британских ВВС на фюзеляже. Едва Хопкинс и Токаев поднялись на борт, как заработали двигатели, самолёт оторвался от бетона и взял курс на юг.

– Куда мы летим? – спросил Токаев.

– В Берлин.

– Зачем?

– Узнаете.

Григорий посмотрел на хмурое лицо Хопкинса и больше вопросов не задавал, поняв, что майор не склонен на них отвечать.

Хопкинсу было о чём подумать.